Читать книгу - "Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи - Джон Кампфнер"

Эта попытка пошутить выдавала не только влияние Спенсера на богатейших американцев, но и их отношение к самим себе. Они и вправду считались элитой, занимающейся самоотбором. В 1880-х в каталоге Social Register публиковались жизненные подробности нескольких сотен семей, находящихся на вершине американского общества, которые именовались «социально избранными» и «естественным образом включенными в ряды лучших представителей общества»[589]. Это была любопытная смесь теологии и дарвиновской терминологии, которую явно одобряли состоятельные поклонники Спенсера. Сам философ в своем выступлении в «Делмонико» хвалил американские институты, хотя и доказывал, что жители страны еще недостаточно развиты, чтобы их заслуживать. Оглядывая зал, полный седоволосых, рано постаревших магнатов, он высказал опасение, что они вгоняют себя работой в могилу. «Я бы сказал, что у нас многовато «проповедей работы». Пора произнести «проповедь расслабления»»[590]. Бароны, уже обдумывавшие, как потратить свои состояния, склонны были согласиться. Спенсер продолжил эту тему в газетном интервью. Американский характер, говорил он тогда, еще не вполне утончен, но со временем американец превратится в «более достойный человеческий тип, уже существовавший прежде». Американцы «вполне могут предвкушать время, когда они создадут цивилизацию более грандиозную, чем мир знал до сих пор».

Перед отъездом Спенсер, стоя на пристани в Нью-Йорке, взял за руки Карнеги и Эдварда Юманса (научного публициста, который организовал его лекционные гастроли) и заявил: «Вот два моих лучших американских друга»[591]. С Карнеги он был знаком всего три месяца. Раболепство Карнеги, его стремление произвести впечатление на Спенсера продолжались и впоследствии. На следующий год он услышал, что философ собирается в поездку по Австралии. «Хотелось бы мне быть вашим компаньоном», — написал он ему. А закончил письмо словами: «Ваше преподобие»[592]. В своей автобиографии Карнеги объяснил влияние на него трудов Спенсера:

Помню, когда я дошел до страниц, где объяснялось, как человек поглощал умственную пищу, благоприятную для него, сохраняя то, что было благотворно, отвергая то, что было пагубно, свет снизошел на меня, словно лавина, и все стало ясно. Я не только избавился от богословия и мыслей о сверхъестественном, но и нашел правду эволюции. «Все хорошо, если все растет» стало моим лозунгом, моим подлинным источником успокоения. Человек не был создан с инстинктом, зовущим его к своей собственной деградации — от низших форм к высшим. И нет мыслимого конца его движению к совершенству.

Затем он формулировал следующую мысль: «Родиться в будущей жизни было бы не большим чудом, чем родиться и жить сейчас, в нынешней жизни. Эта жизнь была создана, так почему же не другая? А следовательно, есть основания надеяться на бессмертие. Так будем надеяться».

Непосредственные желания Карнеги, впрочем, были более прозаическими: вести комфортную, тихую жизнь. Его, как и многих других нуворишей, притягивали пасторальные прелести британской сельской жизни. Еще до того, как Карнеги вошел в число богатейших людей мира, он писал своему кузену из Шотландии, объясняя свое желание жить как джентльмен — «расширяться по мере средств и в конце концов приобрести прекрасный дом в сельской местности, выращивать редчайшие цветы, лучшие породы скота, владеть огромным множеством лошадей и отличаться глубочайшей заинтересованностью во всех, кто обитает рядом». В 1887 году он женился на Луизе Уитфилд, дочери нью-йоркского торговца, на двадцать лет младше его; в свой медовый месяц они отправились в путешествие на пароходе по островам Шотландии.

С тех пор Карнеги жил зимой в Америке, а летом в Шотландии. Замок Скибо в Сатерленде, неподалеку от северных границ страны, был построен в XII веке. В XVIII веке он пришел в запустение, но Карнеги привлекли его красота — и потенциал. В 1897 году он взял обветшалый замок и поместье в аренду с возможностью выкупить через год. Серьезно реконструировал его (это обошлось в 2 миллиона фунтов), добавив сады со скульптурами, сказочные башенки и поле для гольфа на восемнадцать лунок. На крыше вывесил флаг, на котором слились знамя северян и звездно-полосатое знамя в знак своей заокеанской идентичности[593]. Скибо обошелся не так дорого, как нью-йоркский особняк Карнеги на шестьдесят четыре комнаты. Но он позволил ему жить той аристократической жизнью, о которой Карнеги мечтал. Замок оставался в собственности его семьи до 1982 года, а после превратился в закрытый частный клуб («Карнеги-Клуб») и место для свадеб знаменитостей; тут, например, праздновали свадьбу Мадонна и Гай Ричи в 2000 году.

Карнеги зарабатывал деньги так быстро, что планировал отойти от дел в тридцать пять лет. Его целью было, как значилось в его секретном плане, составленном в конце 1868 года, закончить дела так рано, чтобы успеть «поселиться в Оксфорде и получить всестороннее образование, знакомясь с учеными людьми». После того он переехал бы в Лондон, чтобы «принимать участие в общественных делах, особенно связанных с образованием и улучшением положения бедных классов»[594]. В этот год он заработал свои первые 50 тысяч долларов. Он поклялся, что такова и будет его годовая зарплата, а все, что свыше нее, он будет жертвовать другим. Карнеги не выполнил ни одного из этих условий — по крайней мере, не выполнил сразу. Его первый филантропический поступок случился гораздо позже. Впервые он пожертвовал деньги в 1881 году для строительства библиотеки в Данфермлине. Он всегда питал слабость к родному городу.

Во время первого визита на родину Карнеги был шокирован увиденным. Его тетя, выслушав рассказы о бизнес-проектах племянника, заметила: хорошо бы его успехи позволили ему когда-нибудь «открыть лавку на главной улице»[595]. Она даже не могла представить, каким богатым он уже стал благодаря своим инвестициям в железные дороги, не говоря уже о том, каково окажется его состояние в будущем. Новая страна возможностей заместила в его сознании родину. Последняя казалась крошечной: «Это был точно город лилипутов. Я почти доставал рукой до водосточного желоба в доме, где родился»[596].

В то же время он пытался подарить Питтсбургу библиотеку, но пришлось подождать, пока закон штата не изменят, чтобы затем библиотеку можно было финансировать за счет налогов. Она, наконец, открылась в 1887 году. К обоим этим городам он относился как к родным. Первый сделал его тем, кем он стал; второй принес ему его состояние. В Данфермлине он купил одно из крупнейших и старейших поместий — Питтенкриф, где он в детстве таскал яблоки. Карнеги превратил его в общественный парк[597].