Читать книгу - "Ревность о Севере. Прожектерское предпринимательство и изобретение Северного морского пути в Российской империи - Михаил Геннадьевич Агапов"

кораблей не позволяют Печорско-Обской компании получить ни одного рубля прибыли, М. К. Сидоров заявил, что ставки фрахта и страховки были завышены, оценка качества печорского леса европейскими приемщиками была несправедливой, а капитаны специально садили свои суда на мели в устье Печоры «для того, чтобы никто другой не осмелился туда идти»1400. Не желая признавать собственные просчеты в бизнес-планировании (если оно вообще было) и риски арктического судоходства (что означало бы правоту Ф. П. Литке и других противников коммерческого полярного мореплавания), в духе популярной англофобии, М. К. Сидоров обвинял своих иностранных контрагентов-англичан в умышленных действиях против Печорско-Обской компании как единственного препятствия на пути Англии к «завладению Печорским краем»1401. Сходным образом в 1870-х годах, в условиях вспышки в российском обществе германофобии, М. К. Сидоров возлагал ответственность за неудачные плавания к устьям сибирских рек на немецких судовладельцев и капитанов. В частности, он утверждал, что случившиеся в 1878 году аварии пароходов «Царица» и «Луиза» в ходе организованного бременским предпринимателем Л. Г. Кнопом рейса из Кронштадта в устье Енисея были результатом преступного сговора, имевшего целью «представить нашему правительству затруднения к плаванию на Енисей»1402.

Единственным выходом из сложившейся ситуации, по мнению «ревнителей Севера», было развитие в Заполярье «самостоятельной русской торговли». Но что это значило? Какую торговлю и на основании каких критериев можно было считать «русской»? Ведение дел «русским» купцом еще не означало, что это дело является «русским». В условиях либерализации экономической жизни, когда иностранные предприниматели активно включались в хозяйственную деятельность страны и вступали в российское подданство1403, прояснения требовала сама «русскость». По данным Архангельского губернского статистического комитета, в рассматриваемый период купечество Северного края насчитывало 115 человек (купцов 1-й гильдии – 4 человека, второй – 17, третьей – 94), из которых формально лишь 12 купцов были иностранными гражданами1404, однако краеведы подчеркивали, что среди купцов 1-й и 2-й гильдий в то время «не было ни одного истинно-русского купца»1405. Согласно российскому законодательству, иностранные коммерсанты, желающие вести внешнюю и внутреннюю торговлю на равных с «природными» (то есть урожденными русскими) купцами, должны были принять российское подданство. Многие из них сделали это и даже «обрусели», но далеко не слились с местным торговым сословием. Принявших российское подданство зарубежных предпринимателей «ревнители Севера» считали внутренними иностранцами, М. К. Сидоров неизменно называл их «иностранными гостями»1406: «Может быть русский подданный, но иностранец. Он поживет года 2–3 в России, а потом опять уедет за границу»1407. «А русский ли гражданин г. Кларк?» – задавался М. К. Сидоров вопросом в отношении принявшего российское подданство и получившего звание почетного гражданина англичанина по происхождению совладельца и одного из директоров крупнейшей на Севере России компании Онежского лесного торга, Александра Феликса (Александра Феликсовича) Кларка (1821 – после 1876). «Сколько нам известно, он [Кларк] женат на русской подданной православного исповедания, а дети его англиканской веры и числятся иностранными подданными»1408.

В текстах и речах «ревнителей Севера» Онежская лесная компания воплощала собой чистейший пример иностранного захватчика «исконно русских земель» под предлогом развития на них промышленной деятельности:

Эта часть Архангельской губернии [Онежский уезд] отчуждена в бесспорное владение иностранцев и никакие усилия ни исторгнут ее из их рук. На основании контракта (заключенного в начале 1863 г.) все речки по онежскому бассейну предоставлены в распоряжение Компании (Онежского Л<есного> торга)… Одним словом, на точном основании сказанного контракта, онежский бассейн следует считать отпетым для России не только на 25 срочных лет; но по крайней мере на целое столетие, пока залечатся раны и изгладятся опустошения, составляющие естественное последствие двадцати пяти лет иноземного владения страной1409.

Заметим, что в архангельской печати Печорско-Обская компания точно так же обвинялась в хищническом истреблении лесов, но последняя позиционировала себя как единственная русская промышленная компания на Севере России и потому не принимала обвинений – ведь она работала «на благо Отечества». Наоборот, Онежская лесная компания, по уверению «ревнителей Севера», думала только о собственной частной выгоде. При этом Онежская компания служила явным образцом для В. Н. Латкина, П. И. Крузенштерна и М. К. Сидорова, которые хотели развить на Печоре и Оби такую же масштабную промышленную деятельность, какую А. Кларк развил на Онеге. Иначе говоря, их главным аргументом против Онежской лесной компании была ее принадлежность «иностранцам», не только эксплуатировавшим «наши» природные ресурсы, но и насаждавшим свои порядки1410. «„Там Русь, там Русью пахнет“, сказал один наш русский писатель о внутренних губерниях России. А у нас в городе Онеге, на окраине России, пахнет ли Русью?» – задавался риторическим вопросом корреспондент столичной газеты «Содействие русской торговле и промышленности» в Архангельской губернии М. И. Вальнев. По его оценкам, компания установила в городе свои собственные порядки, настолько отличающиеся от «русских традиций», например ограничивающие по причине непрерывного производства возможность посещения рабочими компании праздничных богослужений, «верно г. Онега не принадлежит к числу русских городов»1411.

«Ревнителей Севера» постоянно подвергали сомнению и политическую лояльность своих конкурентов – натурализовавшихся иностранных предпринимателей, а также «покровительствовавших» им чиновников-«иностранцев»:

Неужели мы забыли верноподданных наших из англичан, имевших торговый дом в Архангельске же, русских почетных же граждан братьев Вишау, которые, не смотря на подданство, выехали из Архангельска в Англию при первом известии о войне в 1853 году? Неужели мы забыли верноподданнейшего из англичан же, русского начальника Архангельского порта генерала Бойля, которого Архангельский Епископ Варлаам уличил, во время последней войны, в тайных сношениях с неприятелем и в том, что он перевез на казенном пароходе английского консула Вайдета из Архангельска на пароход Миранду, громивший Соловецкий монастырь? Разве не сознал этого и сам адмирал Бойль? Он прекратил свою жизнь в тот самый день, когда Государь Император назначил ему аудиенцию, а Епископа Варлаама, за его услугу, возвели в сан архиепископа1412.

Следует заметить, что этничность в данном случае не имела определяющего значения. Будучи, как и многие российские купцы того времени, убежденными меркантилистами1413, В. Н. Латкин и М. К. Сидоров считали иностранными тех коммерсантов, кто полученную прибыль вывозил из России1414. Особый гнев В. Н. Латкина и М. К. Сидорова в этой связи вызывали русские чиновники, благоволившие, по их мнению, иностранцам, и русские купцы-комиссионеры за определенный процент (комиссию) от выручки, принимавшие суда иностранных купцов и реализовывавшие их товары по ценам, установленным их владельцами, и закупавшие для иностранцев российские товары1415. В. Н. Латкин и М. К. Сидоров отказывались считать купцов-комиссионеров представителями «русской торговли», поскольку они способствовали обогащению зарубежных конкурентов1416, являясь по существу, по выражению В. Н. Латкина, их «приказчиками»1417.

Меркантилистский национализм В. Н. Латкина и М. К. Сидорова вступал в противоречие с этническим национализмом определенной части российского консервативного лагеря, в том числе и сочувствующих делу