Читать книгу - ""Иду на вы!" Подвиги Святослава - Лев Прозоров"

Перед Господом не роняй головы,

Перед кесарем не склоняй головы.

А с друзьями речь:

«Только я да вы»,

А с врагами речь:

«Я иду на вы».

С. Наровчатов, «Василий Буслаев»

Мы оставили воеводу Волка в осажденном Переяславце. Мятежные бояре-христиане, сторонники уже помазанного на царство Бориса II, стояли под стенами с огромным войском, в городе зрел заговор против русов, подходили к концу припасы еды. К воеводе Волку можно отнестись очень по-разному. Привычные к позднейшей, московской форме русского патриотизма, несомненно, осудят его. Они вспомнят, как отбивались защитники Смоленска, без надежды на помощь, без видимого смысла – в Москве в тылу уже сидело польско-литовское войско. Но я напомню иное – «С потерей Москвы еще не потеряна Россия». Была, была у нас и иная традиция – жертвовать землями ради сохранения жизни людей. Отдавать Москву, сохраняя армию, способную, отдохнув и окрепнув, эту Москву отбить. Воевода Волк, несомненно, полагал себя не воеводой крепости Переяславец, но воеводой русского войска. И это войско – а не крепость – он хотел сохранить. Поэтому он прибег к тактической хитрости. На городской площади прилюдно объявив о решимости отстаивать Переяславец до последнего, Волк повелел забивать коней, солить и вялить мясо. Само по себе решение вполне оправданное, да и символический жест, по силе не уступающий пресловутому сжиганию мостов или кораблей.

Вот только в оборот этот образ не вошел, потому как оказался военной хитростью. Той же ночью воевода собрал войско, подпалил город в нескольких местах (можно поспорить, это были как раз дворы горожан, стакнувшихся с мятежниками) и, пока болгары за стенами гадали, чтобы это могло означать, вырвался из города к реке, захватил ладьи сторонников царя Бориса и в них ушел вниз по Дунаю.

У самых пределов Руси, в устье Днепра, ладьи воеводы Волка повстречались с войском Святослава и новой силой – союзными печенегами. Не сохранилось сведений, как великий князь отнесся к весьма неоднозначному поступку Волка. Однако, судя по тому, что рассказ о переяславском сидении воеводы до нас все же дошел, причем без единой нотки осуждения, можно предположить, что – сравнительно благосклонно. В смысле, никого не казнил. Свой гнев Святослав берег не для выполнившего, как мог и умел, свой долг воеводы.

Кому не стоило ждать для себя ничего хорошего, так это – болгарским мятежникам. Вспомним, как русы относились к нарушившим клятву. Вспомним окрестности Царьграда, залитые кровью воинов Аскольда и Дира. Вспомним Бердаа. Вспомним, наконец, записку топарха и города, что «под предлогом нарушенной клятвы сделались добычей меча». Ведь Святослав в Переяславце княжил. Чеканил монету. Следовательно, ему присягали. А теперь присяга эта оказалась нарушена.

Святослав мог быть снисходителен к поверженному врагу. Примером тому был недавний мир с печенегами, да и сами болгары. Но он, как и все русы, был совершенно беспощаден к предателям. Дружины Святослава, поволье Волка и печенежская конница ворвались в Болгарию. С другой стороны в Болгарию вторглась мадьярская орда. Кстати, в этом походе Святослав по-настоящему показал свой авторитет – воины двух разделенных кровной враждою племен, мадьяр и печенегов, не смели и думать рядом с ним о сведении старых счетов.

Устюжский летописец говорит, что переяславцы пытались обороняться от Святослава и даже решились на вылазку. Силы у сторонников царя-христианина были немалые, и какое-то время даже казалось, что они побеждают, но князь переломил ход сражения мощным ударом и на плечах бегущего неприятеля ворвался в город. Он вновь провозгласил Переяславец своей столицей – «Се град мой» – и начал возобновленное правление Болгарией с расправы над «изменниками». В число таковых могли входить как жители города, по сообщению Волка, сговаривавшиеся с воеводами Бориса, так и сами попавшие в плен бояре, особенно те, кто присягал «царю болгарам».

Болгария всколыхнулась. Ревнители старой веры, ненавистники греков воспряли. Весь север Болгарии оказался ненадежной опорой для сторонников Бориса, и им пришлось отступать на юг – на близкие к Царьграду земли, к большим городам, в которых правили тесно повязанные с греками торговцы. Центром мятежа стал Филлипополь, будущий Пловдив, основанный и нареченный в свою честь еще отцом Александра Македонского Филиппом. Ни в наших летописях, ни у византийцев не сохранилось и намека на хотя бы попытку болгар отстоять столицу царства – Преславу. Видимо, его население мятежники сочли неблагонадежным. И правда – уже много позже Преславацы будут бок о бок с воинами Святослава отбиваться от греческого войска.

А Святослав шел по Болгарии за отступающим противником, страшный, как гнев его золотоусого Бога. Замки- «грады» мятежного боярства, на века превратившиеся в руины, отмечали его путь.

Святослав взял Филлипополь едва ли не с налета. Победу он ознаменовал деянием, которого Балканы не видели со времен нашествия славян в VI веке и не видели потом много лет, вплоть до Влада Цепеша. По сообщениям византийцев, он приказал посадить на колья под стенами города двадцать тысяч пленных. Пусть даже византиец увеличил число казненных в десять раз – картина все равно жуткая. Не один год, надо полагать, окрестности Филлипополя считались потом у болгар «дурным местом». Это ж только представить себе – лес кольев, тяжкий дух мертвечины, стоны тех, кто по природной ли живучести, по толщине ли кола еще не отмучился, сытое карканье воронья…

Но, если вдуматься, это не хуже множества подобных расправ православных правителей Византии. И вполне в духе ненависти русов к клятвопреступникам. Ведь и первые казни Цепеша, когда эта страшная расправа еще не стала у него откровенной манией, валашский воевода объяснял, что с теми, кто ведет себя «по-женски» – неверен, не держит клятвы, – и поступать следует, как с женщинами. Показательно два обстоятельства этой жуткой истории. Во-первых, сами болгары вполне поняли князя и долго еще сражались на его стороне. Во-вторых, в Филлипополе ли, или раньше, в Преславе, Святослав захватил в плен Бориса и его брата. Казалось бы, именно их следовало бы казнить – но, как выяснилось впоследствии, сыновья Петра Сурсувула не были не только казнены, но даже не были лишены свободы передвижения и царских регалий!