Читать книгу - "Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра  - Николай Лузан"

Не в силах усидеть на месте, Селивановский прошелся по кабинету, чтобы собраться с мыслями, и здесь требовательно зазвонил телефон ВЧ-связи. Он снял трубку и не успел открыть рта, как из нее хлынул поток брани. Несмотря на непрерывные бомбежки, правительственная связь работала без сбоев, в кабинете отчетливо звучало каждое слово. Акцент в голосе не оставлял сомнений — это был Берия.

— Мудак! Ишак карабахский! — не выбирал выражений он. — Ты хто такой?! Гдэ ты и гдэ товарищ Сталин?! Нэ твое собачье дэло совать нос в его дэла! Фронтами собрался командовать! Тоже мнэ полководец нашелся!

— Товарищ нарком, я… — пытался вставить слово Селивановский.

— Тамбовский волк тэбэ товарищ!

— Товарищ нарком…

— Молчать! Самый умный нашелся! Завтра! Нэт, сегодня быть в Москве! Я посмотрю, что ты тут запоешь! Паныкер!

Последняя фраза наркома звучала как приговор. Несколько минут Селивановский не мог пошелохнуться, придя в себя, нетвердой рукой снял трубку полевого телефона, потребовал соединить с командующим авиацией Сталинградского фронта генералом Руденко и, когда тот ответил, распорядился подготовить самолет на Москву. По дороге на аэродром и потом в полете Селивановский искал дополнительные аргументы в отношении Гордова для доклада Берии, но каждый раз спотыкался о фамилию Тимошенко.

Фигура маршала — военного и политического тяжеловеса, предложившего Сталину назначить вместо себя на должность командующего Сталинградским фронтом Гордова, казалось, перевешивала все доводы Селивановского. В лице Тимошенко он имел могущественного оппонента. История конфликта с ним имела давние и глубокие корни. Впервые они серьезно разошлись во взглядах на военно-политическую обстановку на южном фланге советско-германского фронта в апреле 1942 года.

В тот год бурная весна пробудила у командования Красной армии надежду на успех в предстоящей летней военной кампании. И на то имелись основания — победа над гитлеровцами под Москвой. Она и яркая звезда триумфатора того успеха — Жукова, взошедшая на унылом в то время советском полководческом небосклоне, вскружили голову престарелому маршалу.

В марте 1942 года Тимошенко обратился в Ставку с предложением о проведении операции по освобождению Харькова. Перед его аргументами, а скорее прошлым авторитетом, не устояли как Генштаб, так и сам Сталин.

С того дня в обстановке строжайшей секретности в штабе Юго-Западного направления приступили к разработке плана наступления. И если со своими силами и резервами все было понятно, то в отношении вермахта у Тимошенко отсутствовала ясность. Однако он направлял в Москву бодрые доклады об успешной подготовке Харьковской наступательной операции.

Его оптимизм не разделял Селивановский — начальник особого отдела НКВД СССР Юго-Западного фронта. Для этого у него имелись серьезные основания. Информация зафронтовых агентов, результаты допросов немецких военнопленных вызывали серьезную тревогу в успехе советского наступления. Для гитлеровцев оно не составляло большого секрета, и они принимали контрмеры. Командование группы армий «Юг» вермахта наращивало свои силы вокруг Барвенковского выступа. Этой же позиции Селивановского придерживался начальник оперативного отдела штаба Юго-Западного направления полковник Рухле. Не найдя понимания у Тимошенко, он представил свои расчеты военным контрразведчикам — майору Белоусову. Содержащиеся в них данные говорили: наступление советских войск на Харьков не обеспечено ни людскими, ни материальными ресурсами и грозит обернуться катастрофой. Своими опасениями Селивановский поделился с Тимошенко и членом Военного совета фронта Хрущевым. Те посчитали его аргументы несостоятельными, Рухле обозвали паникером и продавили в Ставке план операции. Это не остановило Селивановского. Он продолжал бить тревогу и доложил Абакумову.

Цепкая память Николая Николаевича воспроизвела до точки, до запятой содержание того спецсообщения:

«…Планируемая операция преждевременна. Наступление из Барвенковского выступа опасно. Оттуда вообще следовало бы вывести 57-ю армию. Вокруг выступа немцы за зиму создали глубоко эшелонированную оборону и подтянули к его основанию значительное количество войск, которые в любую минуту могут нанести удар в тыл ударной группировки, парировать такой удар мы не сможем — нет достаточно сильных резервов.

Вывод: подготовленное сражение мы проиграем и этим развяжем руки противнику для крупного наступления на Сталинград и Кавказ…».

Абакумов, получив это донесение, не стал обострять отношения с Тимошенко, позвонил по ВЧ-связи Хрущеву и высказал обеспокоенность в успехе предстоящей операции. Голос контрразведчиков тогда не был услышан.

12 мая ударная группировка Юго-Западного фронта перешла в наступление. На шестые сутки на отдельных участках гитлеровцы отступили на 25–50 километров. Об этих успехах Тимошенко бодро рапортовал в Москву и предлагал подключить к операции части Брянского фронта. Казалось бы, Селивановский и Рухле с их предостережениями были посрамлены.

Наступило 18 мая. Ночь на фронте на удивление прошла спокойно. Гитлеровцы не пытались контратаковать. Части 6-й и 9-й армий Юго-Западного фронта после короткой передышки сосредотачивались для нанесения нового удара, и здесь разразилась катастрофа.

Ранним утром ударная группировка «Клейста» нанесла сокрушительный удар в стык между частями Юго-Западного и Южного фронтов. Отразить его Тимошенко было нечем, все резервы подошли к концу. Танковая армада гитлеровцев устремилась в прорыв. В немецком котле оказалось свыше 270 тысяч советских военнослужащих, а для вермахта открылся путь на Сталинград и Кавказ. За провал операции ответили, конечно, не Тимошенко с Хрущевым, а «стрелочники». Виновниками назначили командующего 9-й армией генерала Харитонова и полковника Рухле, их отдали под суд военного трибунала.

Сегодня виновником мог стать сам Селивановский. Из головы не шла фраза Берии: «Я посмотрю, что ты тут запоешь! Паныкер!» Подтверждение тому он нашел на подмосковном аэродроме. Люк самолета распахнулся, и перед Селивановским возникли трое. Сердце екнуло. Они представились. Сержанты оказались водителями, а старший лейтенант — дежурным из комендатуры наркомата внутренних дел.

«Значит, не все потеряно, Коля», — подумал Селивановский, с облегчением вздохнул, сошел по трапу и сел в машину. Она на бешеной скорости везла его навстречу неизвестности. По сторонам мелькали перелески, вскоре показались окраины Москвы. Он на время отвлекся от мрачных мыслей, вглядывался в столицу и пытался понять, чем и как она живет.

Москва представляла разительный контраст с тем, что сейчас происходило в Сталинграде и на подступах к нему. Там в схватке не на жизнь, а на смерть сошлись две могучие и непримиримые силы. В гигантских жерновах кровавого Молоха войны ежеминутно, ежечасно перемалывались сотни, тысячи человеческих жизней. Здесь же, в Москве, мало что напоминало об этом. Буднично, мирно звенели стрелки трамваев. На остановках толпился народ, утренняя смена спешила на заводы и фабрики. Глаз не резал цвет хаки. И только частые комендантские патрули и серые туши аэростатов в небе напоминали о войне.