Читать книгу - "Четвертый крестовый поход - Джонатан Филипс"

Пару дней крестоносцы провели там, наслаждаясь плодами победы, а тем временем части защитников города удалось бежать. Добравшись до Константинополя, они поведали Мурзуфлу о произошедшем. Оказавшись на троне благодаря неприязни к уроженцам Запада, новый император был просто обязан как можно быстрее нанести удар по противнику, а потому он вышел, чтобы перехватить отряд.

Он взял с собой икону Богородицы. Альберик де Труа-Фонтен — единственный, кто описывает ее: «На этой иконе был прекрасно изображен сам Господь, дева Мария и апостолы. В нее же были вставлены святыни: зуб Иисуса, который выпал у него в детстве, частица копья, пронзившего его на кресте, часть ризы, а также частицы мощей тридцати мучеников».^[504] Присутствие этой глубоко почитаемой иконы придавало Мурзуфлу уверенности. Никита Хониат пишет, что византийцы считали святыню «вторым полководцем».^[505]

Христианские армии часто брали святыни в бой. Крестоносцы на Святой земле брали Крест Господень во все сражения с 1099 и вплоть до 1187 года, когда в битве при Хаттине он был утрачен. Мурзуфл же объявил своей покровительницей одну из величайших икон православной церкви. Одновременно он показывал, что сам покровительствует церкви и, сражаясь против захватчиков-католиков, имеет поддержку церковной иерархии. Патриарх Иоанн X Каматерус, возглавлявший православную церковь, сопровождал армию, чтобы подчеркнуть эту поддержку.

Мурзуфл собрал серьезный отряд из нескольких тысяч воинов (по данным Робера де Клари, он состоял из четырех тысяч человек) и выступил навстречу крестоносцам, которые двигались медленно, поскольку гнали с собой в лагерь захваченный скот. Мурзуфл быстро выследил их и двинулся следом. Решив нанести удар первым, он пропустил мимо основную часть отряда, которая вела пленников и животных, а когда крестоносцы, возглавляемые Генрихом Фландрским, готовы были скрыться в лесу, бросился на врага.

Сперва крестоносцы испугались. Противник имел большой количественный перевес, и они вверили свои судьбы Господу и Богородице. Вскоре они собрались с силами и обернулись к неприятелю. Перед отрядом были выставлены восемь арбалетчиков, чтобы принять первый удар греков. Их огонь оказал некоторое действие, но движение не остановилось, и противники вскоре жестоко схватились врукопашную. Крестоносцы отбросили копья и вытащили мечи и кинжалы, использовавшиеся для ближнего боя.

Греческий авангард возглавлял испанский наемник Педро Наваррский. Альберик де Труа-Фонтен гордо замечает, что Педро был настолько уверен в успехе, что вступил в бой с непокрытой головой, на которой был только золотой венец. Когда воины сомкнулись, Педро оказался против Генриха Фландрского, опытного бойца и искусного фехтовальщика. Фламандец начал нападать и быстро обнаружил слабое место своего противника. Быстрым ударом, нанесенным по дуге, который наверняка неоднократно отрабатывался еще во фландрских замках, он опустил меч на голову Педро. Золотой венец треснул, и меч на два пальца погрузился в череп воина.

Мощь и выучка конницы крестоносцев вновь показали свое преимущество, и вскоре передние ряды греков дрогнули. К этому времени крестоносцы сражались вместе больше года: в Заре, Корфу, у Константинополя и во время кампании Алексея во Фракии. Они действовали с такой слаженностью, какая может возникнуть только из непосредственного боевого опыта. Напротив, византийским силам, представлявшим смесь греческой знати с наемниками, недоставало единства и умения, чтобы справиться с неприятелем.

Бой разгорался, и крестоносцы быстро подобрались к вражеским старшинам. Теодор Бранас был оглушен тяжелым ударом, смявшим его шлем. Пьер де Брасье, отличившийся в схватке при крепости Галата в июле 1203 года, снова был впереди, решив стяжать еще большую славу, захватив икону. Неизвестно, увидел ли он патриарха Иоанна издалека и поскакал к нему или же просто оказался рядом в пылу сражения. Как бы то ни было, Пьер трепетал от мысли захватить столь важную и прекрасную святыню. По описаниям, патриарх, кроме облачения надел шлем и доспехи — хотя считается, что византийское духовенство не брало в руки оружия, а потому эти сведения могут быть ошибочными.^[506] Вероятно, приблизившись, Пьер решил не убивать человека столь высокого положения. Однако он нанес удар по шлему патриарха, так что тот упал с лошади и уронил святыню. Икона упала на землю, и Пьер соскочил с лошади, чтобы поднять ее. Пока оглушенный Иоанн стоял на коленях, крестоносец схватил икону. Когда греки увидели, что произошло, они взвыли от ярости и обратились против Пьера. Они ринулись к французу, но крестоносцы сомкнули ряды вокруг соратника и начали стремительную контратаку. Мурзуфл получил тяжелый удар и упал на шею лошади. Люди его пришли в замешательство, византийская армия дрогнула и бежала. Мурзуфл так стремился спастись, что отбросил оружие и щит и поднял лошадь в галоп. Он оставил и императорский штандарт — еще одно унижение для императора. Греки потеряли около двадцати человек, а из крестоносцев никто не был убит. Гордо неся новые трофеи, уроженцы Запада направились в лагерь.

Новости о схватке дошли до основной части армии, и часть воинов приготовилась выступить на помощь своим товарищам. Они поспешили на место сражения и наткнулись на соратников, идущих к ним с победой. Неудивительно, что отряд приветствовали с огромной радостью. Когда они подошли к лагерю, епископы и духовенство вышли навстречу, чтобы встретить священную икону. С глубочайшим почтением они окружили ее и вручили епископу Гарнье де Труа. Уже бывавшему на Святой Земле в качестве паломника. Гарнье внес икону в находившуюся при лагере церковь, и все духовенство отслужило молебен в честь стяжания святыни. В знак благодарности за победу крестоносцы пожертвовали икону ордену цистерцианцев, чьи настоятели из Люцедо и Ло духовно окормляли экспедицию. Альберик де Труа-Фонтен, который сам был монахом-цистерцианцем из монастыря Сито в графстве Шампань, записал это повествование, поскольку видел саму икону или слышал ее подробное описание от очевидцев.

Отряд, направленный за продовольствием, не только обеспечил армию достаточным его количеством, но и нанес чудовищный удар новому режиму. За несколько месяцев это был первый значительный военный успех, который принес столь необходимый всеобщий моральный подъем.

В то же время Мурзуфла постигло ужасающее разочарование. Обратившись к Богородице за покровительством и веря в ее помощь при разгроме крестоносцев, после потери иконы он был в смятении. Уроженцы Запада знали о ее значении для греков и, разумеется, делали собственные предположения относительно причин ее утраты Мурзуфлом. Робер де Клари писал: «Они верили в то, что обладатель иконы не может потерпеть поражения в бою — а мы верим в то, что Мурзуфл был разбит оттого, что не имел права нести ее».^[507] Император страдал от такой же мысли. Икона Богородицы считалась покровительницей Константинополя, и итог сражения легко можно было принять за божественную волю.