Читать книгу - "Упущенный шанс Врангеля - Александр Широкорад"

А вот совсем недавний пример – Германия 1945 года. Все не разрушенные союзной авиацией германские заводы и НИИ были демонтированы, многие десятки тысяч ученых и инженеров остались без работы и средств к существованию. Но они все (буквально) оказались востребованными в США, СССР, Англии, Франции и других государствах. И вот в 1948—1949 гг. в воздух поднялись истребители-близнецы – американский «Сейбр», советский МиГ-15, французский «Мистер», шведский «Сааб-29», аргентинский «Пульке» и т. д. Германские ракетчики, атомщики и химики ценились на вес золота, за ними охотились разведки СССР и западных государств.

А что произошло с российской эмиграцией? Сразу на ум приходит плеяда деятелей искусства: Анна Павлова, Шаляпин, Рахманинов, Баланчин, Лифарь и десяток менее известных фамилий. Но многие из них выбрали местом постоянного проживания Западную Европу еще при Николае II. А другие, оказавшись в октябре 1917 г. в России, до этого половину своей творческой жизни проводили за границей.

Среди бизнесменов, ученых и инженеров особняком стоит Игорь Сикорский, а далее – два-три десятка личностей, «широко известных в узком кругу». Среди них В.К. Зворыкин, много сделавший для развития телевидения в США, В.И. Юркевич, участвовавший в проектировании французского лайнера «Нормандия», химик В.Н. Игнатьев, экономист В.В. Леонтьев и еще десятка три фамилий.

Из России бежали тысячи, если не десятки тысяч предпринимателей и купцов. Ну и много их среди мультимиллионеров Запада? Посчитал бы кто-нибудь соотношение капиталов первой сотни богатейших эмигрантов «нулевой волны» и «первой волны»[113], хоть на 1925й, хоть на 1935 год. Сотни людей, бежавших из России от Николая II, стали за рубежом мультимиллионерами, а вот среди эмигрантов «первой волны» если такие есть, то их единицы. Мне, во всяком случае, они неизвестны.

Увы, подавляющее большинство представителей русской элиты, занимавших высокое положение в империи и обладавших огромными состояниями, в эмиграции пошли в наемники в Иностранный легион, в армии Японии, Китая, Парагвая, мятежника Франко и т. д. Причем никто из них не стал знаменитым полководцем. Многие пошли в таксисты, половые в кабаках, а дамы вышли на панель.

Небольшая часть элиты, имевшая громкие титулы и родословную, в 1920—1960 гг. проживала вывезенные из России драгоценности, получала пенсии от иностранных монархов и финансовые средства государства Российского, оказавшиеся в руках царских послов. И, заметим, эта «элита» не желала работать, за исключением разве что княжны Марии Павловны[114], дочери великого князя Павла Александровича, имевшей собственное модное ателье.

Понятно, что подобная публика, умевшая в России маршировать на парадах, плясать на балах и играть в карты, в эмиграции оказалась в сложном положении. Они ничего не умели и не хотели делать. Вместо этого элита сидела на чемоданах и ждала падения большевиков. А те не желали входить в сложное финансовое положение элиты и не хотели падать.

Эмиграцию (в узком смысле слова) охватила ярость, увеличивающаяся от месяца к месяцу. Я не буду приводить людоедские цитаты из высказываний белых офицеров. Обратимся лучше к великому русскому писателю, гуманисту и нобелевскому лауреату Ивану Бунину. С.Г. Кара-Мурза дал ему весьма точную характеристику: «…в Бунине говорит прежде всего сословная злоба и социальный расизм. И ненависть, которую не скрывают – святая ненависть. К кому же? К народу. Он оказался не добрым и всепрощающим богоносцем, а восставшим хамом. Читаем у Бунина:

“В Одессе народ очень ждал большевиков – «наши идут»… Какая у всех (у «всех» из круга Бунина. – К.М.) свирепая жажда их погибели. Нет той самой страшной библейской казни, которой мы не желали бы им. Если б в город ворвался хоть сам дьявол и буквально по горло ходил в их крови, половина Одессы рыдала бы от восторга”.

Смотрите, как Бунин воспринимает, чисто физически, тех, против кого в сознании и подсознании его сословия уже готовилась гражданская война. Это сословие рыдало бы от восторга, если бы дьявол по горло ходил в крови этих людей. Бунин описывает рядовую рабочую демонстрацию в Москве 25 февраля 1918 года, когда до реальной войны было еще далеко:

“Знамена, плакаты, музыка – и, кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток:

– Вставай, подымайся, рабочай народ!

Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские.

Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem». На эти лица ничего не надо ставить, – и без всякого клейма все видно…”

И дальше, уже из Одессы:

“А сколько лиц бледных, скуластых, с разительно ассиметричными чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья, – сколько их, этих атавистических особей, круто замешанных на монгольском атавизме! Весь, Мурома, Чудь белоглазая…”.

Здесь – представление всего “русского простонародья” как биологически иного подвида, как не ближнего. Это – извечно необходимое внушение и самовнушение, снимающее инстинктивный запрет на убийство ближнего, представителя одного с тобой биологического вида. Это и есть самая настоящая русофобия».[115]

Представим на секунду, что такое заявил бы какой-нибудь гаулейтер в 1941 г. в Смоленске. Стопроцентная гарантия, что эти слова фигурировали бы в обвинительном заключении в Нюренберге. И повесили бы того гаулейтера.

Ну а насчет азиатских лиц простых русских людей, то я считаю, что татарин или чуваш ничуть не хуже русского человека. Ну а если у господина Бунина иное мнение, то поглядел бы он в родословные российской аристократии и увидел, что у нее примеси татарской, чувашской, кавказской крови на порядок или два больше, чем у простых мужиков центральных губерний России на 1918 год.

Естественно, что в среде русской эмиграции (в узком смысле) росла ностальгия по царю-батюшке, включая тех, кто визжал от восторга, поднимая бокалы шампанского в феврале 1917 г.

Итак, повторяю, Врангель в первые месяцы пребывания за границей не сумел оценить настроения эмиграции. 16 января 1922 г. он писал генерал-лейтенанту П.Н. Краснову: «Вы не можете не сомневаться в том, что по убеждениям своим я являюсь монархистом и что столь же монархично, притом сознательно, и большинство Русской армии…