Читать книгу - "Александр. Божественное пламя - Мэри Рено"

У подножия расписной лестницы облокотился на копье страж. Это был Кефис, коренастый ветеран с седой бородой, подбирающийся к своим шестидесяти годам.

С тех пор как царь перестал приходить к Олимпиаде, охранять ее покой считалось неподобающим для молодых.

Юноша в черном плаще помедлил в тени коридора, разглядывая пестрый мозаичный пол. Он еще никогда не был в комнате матери так поздно.

При звуке его шагов Кефис поднял свой щит и угрожающе выставил вперед копье, заставив Александра выйти на свет. Он показал свое лицо и поднялся по ступенькам. Поскребся в дверь, но ответа не последовало. Тогда, вытащив кинжал, он резко постучал по дереву его тяжелой рукоятью. Внутри раздался сонный шорох, потом — звуки дыхания в темноте.

— Это Александр, — сказал он. — Открой.

Моргающая взъерошенная служанка в наспех накинутом платье высунула наружу голову; за ее спиной, как мыши, шуршали голоса. Сначала они, наверное, подумали, что пришел царь.

— Госпожа спит. Уже поздно, Александр, далеко за полночь.

— Впустите его, — произнес голос матери.

Она стояла у постели, затягивая пояс своей ночной рубашки, сшитой из шерсти цвета сливок и отороченной темным мехом. Он едва видел ее в мерцающем свете ночника; девушка, неуклюжая со сна, пыталась зажечь от него фитили высокой лампы. Очаг был чисто выметен; стояло лето.

Первый из трех фитилей загорелся.

— Этого достаточно, — сказала Олимпиада.

Ее рыжие волосы, рассыпаясь по плечам, смешивались с темным лоснящимся мехом. Косой луч от лампы высветил складку между бровей, морщины, залегшие в углах рта. Когда она повернулась к лампе лицом, стали видны только прекрасные черты, чистая кожа и плотно сомкнутый рот. Ей было тридцать четыре года.

Свет единственной лампы был неярким, углы комнаты тонули во мраке.

— Клеопатра здесь? — спросил он.

— В такой час? Она у себя. Ты хочешь ее видеть?

— Нет.

— Возвращайтесь к себе, — сказала Олимпиада женщинам.

Когда дверь за ними закрылась, она набросила на разметанную постель шитое узорное покрывало и жестом предложила ему сесть рядом; он не двинулся.

— Что с тобой? — нежно сказала она. — Мы попрощались. Тебе нужно сейчас спать, если вы выступаете на рассвете. Что случилось? Ты странно выглядишь. Дурной сон?

— Я этого ждал. Это не стычка с варварами, а большая война, начало всего остального. Я думал, что ты пошлешь за мной. Ты должна знать, что привело меня сюда.

Она откинула со лба волосы, прикрывая рукой глаза.

— Ты хочешь, чтобы я тебе погадала?

— Мне не нужны гадания, мама. Только правда.

Олимпиада опустила руку слишком быстро, их глаза встретились.

— Кто я? — спросил он. — Скажи мне, кто я такой?

Олимпиада застыла в изумлении. Александр увидел, что она ожидала какого-то иного вопроса.

— Не думай о том, что ты делала раньше, — сказал он. — Я ничего об этом не знаю. Только ответь на мой вопрос.

Она увидела, что за несколько часов, прошедших с того времени, как они расстались, он осунулся. Она едва не спросила: «И это все?»

Прошлое давно поблекло; глубокое содрогание, охвативший ее страшный сон, ужас пробуждения, слова старухи, тайно приведенной ночью в эту комнату из ее пещеры. Как это было? Она не знала большего. Она родила дитя от дракона, и теперь сын спрашивал: кто я? «Это я должна задать тебе этот вопрос».

Александр мерил шагами комнату, быстро и бесшумно, как волк в клетке. Внезапно остановившись перед ней, он сказал:

— Я — сын Филиппа, ведь так?

Только вчера она видела их вдвоем, едущих на плац: Филипп, ухмыляясь, что-то рассказывал, Александр смеялся, запрокинув голову. Она успокоилась и метнула на сына долгий взгляд из-под полуприкрытых век.

— Не делай вид, будто можешь в это поверить.