Читать книгу - "Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели"

тишины, сказала, что вчера направила свою заявку. Пухлый немец средних лет вежливо попросил у меня удостоверение личности. Я протянула ему зеленый государственный паспорт, там значилось, что я работаю в Стамбульском университете. Он нашел в компьютере мою заявку, сделал ксерокопию паспорта. Тогда я зачем-то сказала:

– В нашем университете работали ученые-евреи.

Информация была лишней, но мужчина улыбнулся:

– Я знаю. Вы ознакомились с нашими правилами?

– Да.

– Хорошо. Регистрация прошла успешно. Пожалуйста, следуйте за мной.

Когда мы тихо шли по коридорам, я занервничала еще больше. Мы словно входили на кладбище. Я думала, что увижу километры полок с папками документов, но вместо этого служащий проводил меня в пустой зал. Точнее, не пустой, а со столами, стульями и компьютерами.

За столом у окна сидели мальчик и девочка в темной одежде. Было странно увидеть здесь детей, но их внешность была еще более странной. Они были похожи одновременно на детей и на стариков. Мужчина оставил меня там и ушел. Некоторое время я не понимала, что делать. Мальчик сказал что-то по-немецки. Голос у него был низкий, мужской. Я дала понять, что не говорю на их языке. Тогда он перешел на английский.

– Садитесь. Сейчас вами займутся, – прошептал он.

Когда он заговорил, я поняла, что он и его спутница – карлики, ростом они едва доходили до столешницы. Я улыбнулась и поблагодарила. Вскоре в зал вошла высокая стройная шатенка. Пожав мне руку, она представилась как Ангелика Трауб, затем провела меня к одному из компьютеров, спросив, какую информацию я хочу найти. Оказалось, весь архив был оцифрован, и требовалось ввести нужное имя.

– Герберт Скурла.

– Он был жертвой режима?

– Нет, представителем Гитлера, но среди его документов я ищу бумаги некоторых пострадавших. Это профессора, работавшие в тридцатых годах в Стамбульском университете. Особенно меня интересует профессор Максимилиан Вагнер.

– Это тоже не еврейское имя.

– Верно, но он пострадавший.

Она все записала и начала поиск.

По фамилии «Скурла» на экране отобразились тысячи документов, на большинстве стояла печать с орлом. Ангелика Трауб несколько раз уточнила запрос и получила документы, связанные со Стамбульским университетом. Вскоре отобразился тот самый отчет Скулы о профессорах, который он подал Гитлеру. Я с волнением глядела в экран. Мы словно путешествовали на машине времени из романа Герберта Уэллса[116]. За несколько кликов мышки перед нашими глазами оживала история. Но настоящий восторг я испытала, когда Ангелика набрала имя «Максимилиан Вагнер». Да, да, да! Документы, которые Скурла забрал у Матильды Ардити, были здесь!

Ангелика пошла за ними, а я не знала, чем себя занять. Похрустела костяшками, отломила отслоившийся кусочек ногтя на правом мизинце. Тем временем двое карликов смотрели на меня с пониманием и сочувствием.

Наконец Ангелика принесла папки, оставила их на столе возле меня и вышла.

Сев напротив, я сначала взяла в руки дело Макса и приоткрыла его, как приоткрывают саркофаг. Разнесся запах старых бумаг. Среди писем и записок на немецком языке я вдруг нашла фотографии. Молодой Макс, а рядом с ним – очень красивая брюнетка. Да, это Надя!

Я видела ее впервые. Она смотрела прямо в объектив, с открытым и ясным выражением. У нее были высокие скулы и изогнутые брови. Взгляд зеленых, как рассказывал Макс, глаз проникал до глубины души. Очертания рта придавали всему лицу выражение предельной честности. Были в папке и одиночные фото Нади. Все их забрали в 1942 году из дома на улице Насип. В это было сложно поверить.

Я подошла к карликам.

– Можно ли сделать копии?

– Конечно, – ответил мужчина. – Только из этого зала ничего выносить нельзя. Скажете сотрудникам, они вам помогут.

– Вы тоже родственники пострадавших?

Нам было неудобно разговаривать шепотом. На этот раз ответила женщина:

– Да! Сюда нельзя со своими напитками, но снаружи есть кафе. Если хотите, посидим там, поговорим.

– С радостью. Я только сниму копии, потом пойдем.

Я вернулась к папке. Я так обрадовалась найденным фотографиям, что забыла посмотреть другие документы.

И тут я увидела ее. Едва сдерживаясь, чтобы не завизжать, я зажала рот рукой.

Вот она, в моих руках. Записанная на пожелтевшей нотной бумаге еще не выцветшей тушью. А сверху подпись:

“Serenade für Nadia”

Maximilian Wagner

Я зажмурилась и про себя поблагодарила всех богов, все высшие силы во вселенной. Из глаз полились слезы. Карлики сочувственно наблюдали за мной. Если бы я только знала ноты, если бы в школе научилась читать музыку с листа! Тогда я смогла бы услышать забытую мелодию на этой пожелтевшей бумаге.

Я вышла и сказала мужчине за стойкой, что хочу получить копии.

– Подождите в зале, – ответил он.

Скоро подошла фрау Трауб. Я показала ей ноты и фотографии, она забрала всю папку и через пять минут вернулась с копиями.

– Оплатите в кассе, – сказала она, протягивая мне квитанцию.

– Спасибо, но есть еще кое-что.

Она посмотрела на меня.

– «Голубой полк»!

– А что это?

– Когда гитлеровские войска захватили часть территорий СССР, к ним присоединился полк из крымских татар. Когда дела пошли плохо, они вместе отступили и находились в лагерях в Северной Италии и Австрии. Когда англичане приняли решение выдать крымских татар Советскому Союзу, часть из них совершила самоубийство, а часть была расстреляна советскими военными.

– Впервые слышу. Вы ищете кого-то конкретно?

– Да, мою бабушку с материнской стороны. Ее звали Айше, а фамилии в те времена не было, поэтому я не знаю, как ее искать.

– Я вам помогу, но сперва надо кое-что сделать.

– Что?

– Дополнить вашу заявку.

– Зачем?

– До этого вы обратились как исследователь, сейчас же вы родственница пострадавшей. Надо указать это в анкете.

Я ничего не сказала, но про себя сочла эту формальность совсем лишней. Какая разница? «Немецкая дисциплина», – подумала я.

В детстве нам ставили в пример дисциплинированных немцев, рассказывали про садовника, который не прекращал поливать газон даже в дождь, и прочие маловероятные и преувеличенные примеры. Папа часто говорил, что дисциплина не ограничивает свободу, а наоборот: организует жизнь, создает больше личного времени, позволяет жить открыто, не мешая при этом другим. Конечно, доля правды во всем этом была. Если бы сотрудники Международной службы розыска не были такими щепетильными, архив не стал бы таким обширным и удобным для использования.

Я снова обратилась на стойку информации и, объяснив ситуацию, добавила к заявке необходимые данные. И все это время я держала конверт с копиями, как Моисей – Скрижали Завета.

Когда я вернулась в зал, карлики встали и очень вежливо представились, пожав мне руку. Ростом они были мне по пояс. Оказалось, они румыны. Сначала