Читать книгу - "Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917) - Ева Ингеборг Фляйшхауэр"

Германская мобилизация вызвала среди населения волнения и панику, которые обрушились на мнимых виновников войны — русских — и их тайных союзников в Германии, т. е. русских агентов и шпионов. Русских пациентов и путешественников в одночасье выселяли из санаториев и гостиниц, их вклады арестовывали, счета замораживали, русских дипломатов запугивали и избивали. Нападения на группы русских туристов и сцены физического насилия над отдельными лицами стали будничным явлением на улицах Берлина и других немецких городов, тяжкие преступления, даже убийства оставались безнаказанными. Опросы вернувшихся на родину вели к заключению, что «немецкие зверства» над беззащитными русскими путешественниками, обвиняемыми в шпионаже и прочих враждебных действиях, совершались по указке сверху с целью убедить немецкую социал-демократию в опасности русских и необходимости войны на востоке^[758].

С точки зрения разведслужб центральных держав, «переход от состояния мира к состоянию войны сразу показал недостатки принятых мер»: «Первые перегибы проявились в начале войны в охоте на шпионов и „золотые авто“^[759], которая представляла опасность как раз для проведения мобилизации. Она грозила нарушить регулярное сообщение. Генеральный штаб много дней оставался почти бессилен перед этим брожением»^[760]. Впрочем, он сам был не без греха. Первая служебная инструкция для военной контрразведки еще 13 августа требовала «поощрять бдительное участие населения», стараясь только «избегать бессистемной шпиономании»^[761]. В итоге по всей Германии распространилась «дикая шпиономания», из-за которой и германской разведке пришлось столкнуться со «смешными, но также и с очень серьезными явлениями»: «Лишались жизни высокопоставленные служащие. За несколько дней сложилась обстановка, поставившая проведение мобилизации под вопрос»^[762]. Эксцессы и доносы не прекращались, и В. Николаи после войны счел себя вынужденным оправдываться, что «во многих подозрительных случаях… поначалу не оставалось ничего другого кроме задержания и заключения под стражу»^[763].

Параллельно с мобилизационными мерами германской разведки «с началом войны немедленно приступила к работе о б о р о н и т е л ь н а я р а з в е д к а [разрядка в тексте. — Е. И. Ф.]» в Австро-Венгрии: «С 1912 г. выявлялись все лица, подозреваемые в шпионаже или антигосударственных замыслах. Теперь их арестовывали, интернировали или ограничивали в местопребывании. Все враждебные иностранцы подлежали проверке, чтобы воспрепятствовать выезду пригодных к военной службе, за исключением военных врачей»^[764]. От задерживаемых по спискам враждебных иностранцев отделялись российские подданные, которые работали как враги своей страны на австрийские власти в самой монархии или в нейтральных странах. Одному из первых и, наверное, самому заслуженному среди них^[765], Льву Троцкому, «руководитель государственной полиции фон Гайер собственной персоной»^[766] 3 августа — за три дня до объявления Австро-Венгрией войны Российской империи — посоветовал, во избежание возможных осложнений, перебраться из Австрии в Швейцарию. В тот же день Троцкий спокойно покинул Вену и обосновался в Цюрихе, где продолжал выполнять задания венского Эвиденцбюро^[767]. А «всем находившимся в Швейцарии русским революционерам»^[768] австрийские агенты и зарубежные представители тогда же, 3 августа, рекомендовали через Австрию тайно отправляться в Россию, что было возможно только благодаря соответствующим довоенным связям. За этим предложением скрывалось ожидание (разделяемое и разведслужбой германского ВК), что русские революционеры в своей стране на внутреннем фронте поддержат военные усилия центральных держав. Даже после того, как началась война, всем полезным для Австрии русским эмигрантам, пребывавшим в стране, разрешали, как Троцкому, беспрепятственно выехать в Россию или нейтральные страны^[769].