Читать книгу - "Дневник Гуантанамо - Мохаммед ульд Слахи"

Самыми важными для Джона были точные, прямолинейные вопросы вроде: «Когда вы были в Канаде, вы планировали нападение на Соединенные Штаты?» Когда он спрашивал меня об этом, я просил его добавить к вопросу Канаду, потому что правительство США пыталось повесить на меня и несколько терактов и там тоже.

— Давайте пока остановимся на США, — сказал он мне.

Но, должно быть, он передумал, возможно, когда окончательно убедился, что против Соединенных Штатов я ничего никогда не замышлял. Позже он начал, не задумываясь, добавлять к вопросам Канаду.

— Вы знаете каких-нибудь членов «Аль-Каиды», проживающих на территории США или Канады, о которых нам не рассказывали?

— Нет, — ответил я.

— Вы знаете о грядущих терактах в США или Канаде?

— Нет.

— Вы говорили что-нибудь, касающееся Ахмеда Лаабиди, что не является правдой?

— Да, — сказал я.

Я рассказал ему, что, насколько мне известно, Ахмед ни к чему не причастен. Когда я сказал это, и он, и Мэри сказали, что они чувствовали это и, что более важно, руководство разделяло эти мысли. Джон отошел за ширму, чтобы посоветоваться с «капитаном Коллинзом» и другими наблюдателями. Я понимал, что это была горькая пилюля для «капитана Коллинза», который своими глазами наблюдал, как два человека становятся близки к оправданию. Он был одержим тем, чтобы осуждать людей и сажать их в тюрьму, не только в Гуантанамо и США, но даже в Германии. Однажды он пришел ко мне с грустным лицом и сказал, что ему нужна моя помощь, потому что марокканец по имени Абдельгани Мзоуди был оправдан в немецком суде. Мне нужно было представить информацию, которая заставила бы немецкого федерального судью поменять свое решение и осудить человека, чье имя я слышу впервые. Посмотрев на фотографию, которую «капитан Коллинз», должно быть, распечатал из интернета, я потерял дар речи. «Я не знаю этого человека», — сказал я неохотно. Для «капитана Коллинза» любой арестованный — это преступник; не бывает невиновных подозреваемых.

Должно быть, «капитан Коллинз» посоветовал команде узнать, какая именно информация об Ахмеде Лаабиди, представленная мной, ложная. А это была вся информация, кроме того, что Ахмед Лаабиди — мусульманин из Туниса. Джон вносил поправки в вопросы и задавал их снова. До сих пор мои физиологические реакции скакали хаотично, как сказал Джон, и я просто надеялся, что он может отличить ложь от реакции человека на грани нервного срыва. Но с Мэри мне было намного комфортнее говорить о Лаабиди, потому что мы с ней были на одной волне. Джон еще раз спросил, предоставлял ли я какую-либо ложную информацию о Лаабиди теперь.

— Нет.

— Вы укрыли какую-либо информацию о Лаабиди? — спросил он.

— Нет.

Джон продолжал задавать мне эти вопросы, пока не был удовлетворен моими физиологическими реакциями. Он повторил вопросы о том, собираюсь ли я организовывать теракты в США или Канаде. Он продолжал пытаться переубедить меня, потому что на графиках видел уровень моего страха и волнения. Его удивило, как я вообще могу быть террористом, и я сказал ему, что был бы «довольно неуклюжим», что он посчитал очень забавным.

— Вы хорошо справились, — сказал он мне, когда текст закончился. Он не имел в виду, что я прошел его, а только то, что я достаточно успокоился, чтобы он мог проанализировать результаты. Они должны были быть готовы на следующий день.

Я провел долгую бессонную ночь, ожидая худшего.

На следующий день штаб-сержант Мэри навестила меня с самой широкой улыбкой, какую я только видел.

— Я всегда верила в тебя, — сказала она мне. — Ты с блеском прошел тест, и в этот раз все выводы были «окончательными».

Она принесла мне немного печенья. Если бы я сказал вам, что был менее рад тому, что прошел тест, чем Мэри, я бы едва передал ее счастье. Я понял, что «капитан Коллинз» зашел слишком далеко в своей миссии по моему изобличению, и теперь я уже не боялся теста на детекторе лжи. Я рассказал ей, что готов пройти тест еще раз и ответить на любые вопросы по всем заявлениям, которые я делал ранее.

Вскоре мне выпал такой шанс. Кто-то из команды не мог поверить результатам, и меня попросили пройти этот же тест еще раз через неделю. Эксперт заявил, что просто хочет убедиться, что все в порядке и что я слишком сильно нервничал в первый раз. Не думаю, что он сомневался в своих результатах, но были другие люди, которые очень много потеряют, если я действительно пройду тест. Самый очевидный пример — «капитан Коллинз», но думаю, что не только он, потому что за мое дело разворачивалась настоящая внутриведомственная война.

Оборудование снова установили перед моей камерой. На этот раз я был намного более уверен в себе, чем в предыдущий раз. Я был скорее раздражен, чем напуган, и я подумал: зачем мне проходить тест еще раз, если я успешно прошел первый? Еще мне казалось, что специалиста раздражало, что другие члены команды ставили под сомнение его экспертизу, и я заключил, что теперь он на моей стороне, даже если он просто дорожит своей репутацией.

В этот раз он говорил со мной не так долго. В первый раз казалось, что каждое второе сказанное им слово было «к примеру». В этот день я не помню, чтобы он произнес это хотя бы раз. Я сидел как камень на жестком стуле, выискивая муравья, чтобы тот составил мне компанию, но мне пришлось смотреть в белую деревянную стену.

Эксперт задал те же самые вопросы. После пары кругов он собрался и ушел прочь. Вердикт остался тем же: эксперт придерживался своего мнения, и я вновь прошел тест. Мастер Джедай продолжал смеяться надо мной, спрашивая, почему я так сильно нервничал во время первого теста. Я говорил ему, что это из-за того, что я «разумный» (sensible), но это не то, что я имел в виду. Я использовал не то слово. Он смеялся, и мы сошлись на том, что мне следует использовать слово «чувствительный» (sensitive)^[120].