Читать книгу - "Диво - Павел Загребельный"

Он вспомнил, как влюбился в студентку, когда учился. Конечно же блондинка. Конечно же на два курса старше его. Звали Настей. Ничего ей не сказал, даже не был с нею знаком. При встречах в университетских коридорах многозначительно на нее смотрел и в своей наивности думал, что этого достаточно.

А потом его товарищ, рыжий Сашко, выспросив как-то, кто ему нравится, свистнул:

- Ох ты же и влип!

- Почему свистишь? - обиделся Отава. - У меня чистые...

- Да потому, - не дал ему закончить Сашко. - Во-первых, она замужем за майором, потому что нужно же питаться, а во-вторых, - тут Сашко причмокнул, - пока ты вздыхал на расстоянии, я уже...

Отава тогда жестоко избил Сашка, этот поступок разбирался на комсомольском бюро, Отаве влепили выговор, но...

Он вышел из ресторана не через парадную дверь, которая уже была заперта из-за отсутствия свободных мест, а прямо в гостиницу, и тут ему пришло в голову, что он мог бы... Это чем-то напоминало давнишнее приключение с Настей и рыжим Сашком, но пускай даже так. На него, видно, подействовало "с перцем", а может, в подсознании прозвучал где-то приказ, какие-то там моральные тормоза были отпущены, и профессор Отава на какое-то время перестал быть только профессором, превратился в обыкновенного человека, быть может, даже в того задиристого и непоседливого мальчишку военных лет, который, в отличие от своего отца, чудаковатого и растерянного профессора, многое успел тогда, и если бы отец хоть капельку пошел ему тогда навстречу, то как знать - быть может, и уцелел бы...

Отава подошел к окошку дежурного администратора и спросил, не остановились ли в гостинице столичные художники. Ему сразу не ответили. Ибо не так легко удовлетворить любознательность первого попавшегося, хотя все жители гостиницы и заполняют длинные анкеты, где указано и кто они, и откуда, но никто этих анкет никогда не читает, кроме того, нужно помнить, что на регистрации люди сидят вовсе не для того, чтобы отвечать на вопросы, и вообще трудно сказать, кто должен делать это в гостинице, возможно, и никто, ибо кому это нужно. Но все-таки если уж товарищу так крайне необходимо знать, то, кажется, в их гостинице никаких художников - ни столичных, ни из других городов - не было, но могут быть, вот тогда, пожалуйста, и приходите и спрашивайте.

Эти разглагольствования ("и не без морали") немного развеселили Отаву, и он принялся обходить все центральные гостиницы уже совершенно сознательно, - сначала "Интурист", потом "Киев", далее "Москва", "Днепр". В "Днепре" ему сказали, что, кажется, художники на седьмом этаже. Тогда он поднялся лифтом на седьмой этаж, пробуя по дороге определить, в какой цвет окрашен этот этаж, потому что в "Днепре" каждый этаж имел свою окраску, но так и не отгадал, зато дежурная по этажу обрадовала его, указав ему номер, в котором остановилась Зыкова.

- Вы тоже к ней? Там уже полно, - не совсем вежливо сказала дежурная.

- Нет, я нет, - торопливо промолвил Отава. - Я просил бы вас только...

- Так, так... - Дежурной, видимо, хотелось исправить свою бестактность. - Пожалуйста...

- Передайте ей, что ее искали и... спрашивали...

- Сейчас и передать?

- Ну, потом... когда будет выходить...

- А если только завтра?

- Ничего, все равно. Пускай и завтра. Просто скажете.

- Хорошо. Я скажу. - Дежурная смотрела теперь на профессора с плохо скрываемым любопытством.

- Благодарю вас, - сказал Отава, - благодарю и кланяюсь...

Дежурная еще больше удивилась. Многих чудаков она видела. Но чтобы так вот кланялись? Иностранцы, правда, могут поклониться, но молча.

Отава пошел домой. Снова шел по Крещатику. Интересно: сколько раз киевлянин, живущий в центре, проходит за свою жизнь по Крещатику? Он еще отпирал дверь, когда услышал в глубине квартиры телефонный звонок. Наверное, товарищ хочет пригласить его на партию в шахматы. Позвони, позвони! Вчера я тебя беспокоил, сегодня ты меня. Так и проходит жизнь. Взаимно, или, как когда-то говорили наши классики, обоюдно. Он закрыл за собой дверь, взъерошил волосы. Телефон продолжал звонить. Шахматисты - люди терпеливые. Пускай позвонит. Отава снял наконец трубку, сказал:

- Так что? E два - е четыре?

- Это вы меня искали? - спросила она на том конце провода, и у Отавы так задрожало все внутри, что он чуть было не уронил трубку.

- Очевидно, - сказал он измененным голосом, будто мальчишка, застуканный на недозволенном поступке.

- Послушайте, - торопливо промолвила она совсем-совсем близко от него, - я, кажется, схожу с ума... Вы могли бы? Я хочу с вами повидаться...

- Да, - сказал он. Больше ничего не мог сказать, просто исчезли все слова и пропал голос. Неужели? О, неужели это правда? Но это же бессмыслица!

- Где? - спросила она так же коротко, быть может, переживая то же самое, что и он.

- Ну, - он заколебался, - там... возле гостиницы...

- Нет, только не здесь, - быстро возразила она, - я не хочу...

Он понял, что она боится встретить свою братию. "Братцы-население".

- Тогда... - Он лихорадочно подыскивал место. Ведь она впервые в Киеве. - Напротив гостиницы, там фонтаны... Вы, наверное, заметили...

- Не хочу фонтанов...

Видимо, она не хотела быть среди людей, стремилась к уединению, тишине... Но где? Где?

- Вспомнил, - почти весело сказал Отава, - вы идите из гостиницы направо и прямо, прямо... Там увидите лестницу перед музеем... Два каменных льва...

- Нет, нет, только не музей!

- Тогда поднимитесь еще выше. Там огромное здание Совета Министров. Сейчас вечер, ни одного человека. Камень и камень.

- Вы тоже, наверное, каменный, - сказала она. - Хорошо. Возле камней.

- Я уже иду, - сказал он, боясь, что она передумает. - Через двадцать минут буду там.

Отава пришел первым, как и надлежит мужчине. Таи не было. Он подождал немного и пошел вниз по тротуару, неожиданно встретил ее сразу же за кованой решеткой внутреннего двора Совета Министров.

- Все как-то так вышло, - начал он извиняющимся тоном, но она закрыла ему рот ладонью и прошептала:

- Я так перепугалась!

- Чего?

- Темноты, колонн и... камней...

- Один доморощенный мудрец так написал об этом здании: "Зданию немного вредит излишняя монументальность и гипертрофированный ордер, лишенный какого-либо тектонического смысла".

- Перестаньте, - попросила она.

- Уже. - Он попытался засмеяться, но не вышло. Чувствовал себя мальчишкой, который впервые вышел на свидание с девушкой. - Мы не будем продолжать нашу дискуссию об искусстве?

- Перестаньте! - дочти крикнула она. - Если вы не... то я уйду...