Читать книгу - "Путешествие без карты - Грэм Грин"

23 декабря

Выпили вместе со старшим стюардом. Его охватывает страх по ночам. Все еще не отправился спать, лежит на своем диванчике. Глубинные бомбы и запасы взрывчатки находятся как раз под его каютой.

Легенда об иностранных судах в составе конвоя, которые специально зажигают огни, чтобы дать знать противнику. В этом случае командир конвоя назначает место сбора, и конвой рассеивается. Иностранное судно, подошедшее к месту сбора, оказывается в одиночестве: остальные суда конвоя сменили курс.

Первый раз за все время днем по — настоящему греет солнце и море синее. Играл в шахматы с поляком. Избежать этого невозможно. Стоит мне прилечь после обеда, он просовывает свою бритую монгольскую голову в дверь каюты с вопросом: «Сыграем?» За шахматами он неизменно напевает: «Хорошо, хорошо, это очень хорошо» — и то и дело пытается взять ход обратно. Я выиграл одну партию из четырех.

24 декабря

Все больше тепла и солнца. Идем в виду Азорских островов. Снова собираемся перед ленчем вместе со стюардом, интендантом и «Глазго». Стюард показывает, как проверить «французское письмецо». Мы их надуем, это будут воздушные шары. На палубе несем вахту в шезлонгах.

Вечер начался с полбутылки шампанского. Обед с боном, портвейном и бренди. Потом — вниз, к стюардам, помочь им с праздничными украшениями, а там и сам праздник до половины третьего ночи. Воздушные шары повесили над креслом капитана. Неф — стюард Дэниэл стоял на руках, заложив ноги за голову. Морская авиация спела «Парнишку Дэнни», «Когда в глазах ирландских смех», «На Уидикемской ярмарке» и подобное в том же роде. Тронутый второй стюард всем надоел со своим заученным номером: мы уже столько раз слышали эти стихи во славу тех, кто охраняет торговый флот, написанные его дочерью, которые он декламирует неизвестно по каким соображениям в стальной каске. Старший стюард напялил на себя суконную кепку и с пафосом прочитал стихи о фонарщике. Затем выступил кок в фязной белой фуфайке и фязном белом переднике, с изможденной, чахоточной, фанатичной физиономией, длинным носом, осфым как бритва, и фехдневной щетиной. Он спел превосходную меланхолическую балладу о том, как пошел ко дну «элдер — демпстерский пароход “Вестрис”».

25 декабря

Первый день Рождества начал в 11 часов утра с бутылки шампанского в качестве лекарства с похмелья. За ленчем — передача всеимперской радиослужбы и довольно мрачная речь короля. Обед с грандиозным меню. Закуски, суп, жареная мерлуза, консервированная спаржа, жареная индейка и чиполатас, плам — пудинг, грейпфрутовое мороженое. Как в мирное время. Тосты за короля, за Черчилля, за Рузвельта (для У.), за Сикорского (для поляка) и пр. Потом капитан, помощник и старший механик удалились в курительную. Застенчивый офицер — резервист пытался пропеть псалмы (единственное, что он знал), но атмосфера для этого была не очень‑то подходящей. Поиграли в фанты — загадки. В полночь, по традиции, спели «За счастье прежних дней» и разошлись — после чего я обосновался за шахматами с поляком. Тоска по дому меньше, чем можно было бы ожидать. Наверное, из‑за выпивки. Около пяти утра был разбужен взрывом: подумал было, что досталось какому‑то из судов конвоя, но это мог быть и порыв ветра при перемене курса.

26 декабря

Не о чем писать, одолевает сонливость. Даже конвой наш как‑то повыдохся — поблекший как никогда, и никаких разноцветных флажков.

27 декабря

Старший стюард совсем раскис. В прошлый раз его торпедировали на этом самом месте: в девяти днях пути от Фритауна. Они потеряли семь судов за три ночи, его судно было последним. Не следует упускать из виду наличие таких вещей, как морские проходы в Атлантике, но между Дакаром и Фритауном африканский континент образует выступ навстречу аналогичному бразильскому выступу, и эта часть океана — раздолье для вышедших на охоту подводных лодок. Разумеется, ни один моряк не сомневается в том, что эти подлодки пользуются базой в Дакаре — что бы ни говорили политики.

Все теплее и солнечнее. Читаю «Серого кардинала» Хаксли — с неожиданным удовольствием.

Вечером вот уже третье шлюпочное учение. После этого на палубе почти никого, хотя вечер прямо‑таки благоуханный. Не знаю, один ли я все время нахожусь в напряжении или то же испытывают и остальные.

28 декабря

День рождения дочери. Шампанское в ее честь перед ленчем и вечером две бутылки кларета. Затем — вечеринка в каюте старшего стюарда. Такое ощущение, будто избавляешься от воздействия наркоза; чувствую, что начинаю бояться одиночества, которое ожидает меня после окончания плавания. Начисто отказался от джина — от него такая тоска.

29 декабря

Жару и впрямь включили на полный ход. Весь день идем очень медленно — предположительно к месту сбора. Ночью — как повелось — снятся кошмары: снова во тьме, в ловушке.

30 декабря

Авария на флагманском корабле. С ним остается один из кораблей сопровождения. Говорят, что мы примерно на широте Дакара.

С полудня ужасно жарко. Читаю на палубе. «Зло под солнцем» Агаты Кристи и Рильке. Словно самый обычный, преисполненный лени день морского плавания мирного времени. Невозможно избавиться от ощущения, что сейчас мир и ты отдыхаешь, и тут же возникает мысль, что в любой момент может раздаться взрыв.

Собираемся перед ленчем и перед обедом в каюте стюарда. Обычные истории из жизни Западного побережья разрастаются, как растения с приходом тепла. Вспоминают случаи восьмилетней давности. О хирурге, который, вырезав из груди девушки — негритянки опухоль, бросает ее собравшимся в ожидании родственникам: «Вот вам эта подлюка».

Матросы — негры частично получают жалованье рисом — сколько‑то жестянок из‑под табака в день. Они настаивают, чтобы именно такая жестянка служила меркой, не догадываясь, что стоит слегка надавить большим пальцем на донышко, и порция риса всякий раз будет чуточку меньше.

Красный, страдающий от запоров мичман морской авиации, слоняющийся по палубе с мрачным, преисполненным серьезности видом, но при этом в белых перчатках. «Как‑то у меня это длилось 17 дней», — говорит он.

31 декабря

Вчера, кажется в 10 вечера, всеобщее изумление вызвал вид не то острова, не то судна, сверкающего огнями на горизонте. Свет в нашем следовании при полном затемнении — это почти из Жюля Верна. Явление оказалось испанским или португальским лайнером^[121] — первые огни вдалеке, увиденные нами с тех пор, как мы расстались с землей.