Читать книгу - "Рубин Рафаэля - Диана Хэгер"

– Любовь моя, я…

– Позволь мне увидеть себя твоими глазами, через творение твоей кисти. Не Мадонну, не знатную даму, а твою спутницу, твою любовницу. Женщину, которую ты любишь.

– Но я не хочу! – крикнул он. – Я должен их всех наказать!

– Разве не себя ты наказываешь этим в первую очередь? Тыі художник! – Она снова взяла его руку и провела ей между грудями, по животу и ниже. Она позволила себе откинуть голову и насладиться его прикосновением. Роскошные волосы рассыпались по ее плечам. Рафаэль вдохнул и почувствовал запах розы, который всегда источала ее кожа. Потом она снова посмотрела на него. Ее взгляд был полон решимости.

– Скажи, что не представляешь меня такой на полотне. Страстной… свободной… Скажи, что не можешь написать женщину, которую сам создал!

– Нет, свидетелем рождения которой я стал, – поправил он ее, стараясь совладать со сбившимся дыханием, которое выдавало возбуждение.

Она снова протянула ему кисть.

– Напиши меня такой для нас. Покажи мне, какой ты меня видишь и чувствуешь.

Он решительно привлек ее к себе и поцеловал, жадно, страстно прижимаясь к ее обнаженной груди.

– Маргарита, ты удивительная женщина!

– Влюбленная женщина.

Он снова ее поцеловал.

– Влюбленная в мужчину, который тебя боготворит!

Они обняли друг друга, и он стал гладить изгибы ее тела, руки, ноги, будто слепой. Изнемогая от пылкой истомы, Маргарита тем не менее отстранилась от него и попросила:

– Сначала сделай набросок. Начинай!

Она потянулась к столу и достала бумагу.

– Сделай его для нас!

– Я не могу ни о чем думать. Мне мешает желание!

– Так воспользуйся им! Преврати его в ту страсть, которая помогала тебе творить! Соблазни бумагу! – Она провела пальцем по его шее. – Ласкай ее мелком, будто это моя плоть.

Он со стоном зажмурил глаза и взял у нее мелок. Рафаэль понял, что ему никогда не насытиться этой женщиной.

– Хитрая бестия!

– Рисуй меня… – Она поцеловала мочку его уха, нежно теребя ее губами. – А потом…

Ее неожиданно подкосила лихорадка. Мария уже мучилась этой болезнью летом прошлого года, и нынешнее лето, судя по всему, не обещало избавления от хвори. Как назойливые комары, слетевшиеся со всего Тибра к вилле на Виа деи Леутари, компаньонки синьорины Биббиены роились вокруг ее широкой дубовой кровати. Три врача понтифика и сам кардинал отошли в сторонку, чтобы обсудить серьезность заболевания. Масляные лампы мигали и коптили в большой, завешенной шпалерами комнате, отбрасывая на стены и мебель причудливые тени.

– Я не понимаю! Два дня назад, когда я уезжал, она была здорова! Что вы мне на это скажете? – рычал кардинал на Констанцию Джаколо, старшую даму в окружении его племянницы.

– Может быть, все еще дает о себе знать сердечный недуг, ваше преосвященство. Она так и не оправилась от той встречи с синьором Рафаэлем в саду Ватикана, прошлой зимой, – спокойно предположила Констанция. – Мы пытались отговорить ее от той злополучной прогулки, зная, что она обязательно встретит его возле слоновьего загона. Это было, когда пропала его любовница, и…

– Что значит «вы пытались»? – бушевал кардинал. – Почему не преуспели?

– Синьорина Биббиена сказала, что должна увидеть синьора Санти, чтобы не терять надежды на будущее. Я не стала с ней спорить, ваше преосвященство, ведь она так долго старалась воскресить свою помолвку.

– Опять Рафаэль Санти! Я проклинаю тот день, когда впервые услышал это имя!

Он покачал головой и отвернулся. Кардинал терпеть не мог оправданий, равно как и проявлений слабости. Мария молча наблюдала за ним из кровати, чувствуя, что дядя ею недоволен. Она видела, как ему хотелось обвинить во всем Рафаэля. Она и сама пыталась это сделать в тот день, когда, униженная и уязвленная, вернулась домой из его мастерской. Конечно, сердечная драма не пошла на пользу ее здоровью, но оно никогда не было особенно цветущим. Если уж и пенять на что, так только на собственное тело, хилое от рождения. Но сможет ли дядюшка это понять?

Мария смотрела на кардинала, носившего мантию честолюбия на худых плечах. Он так долго добивался успеха и превосходства над другими, что превратился в холодного, расчетливого и недоброго человека. Но для нее он всегда оставался дядюшкой Бернардо, который заботился о ней, играл в нехитрые детские игры, развеивал страхи, единственным, кто утирал ее слезы, когда она плакала. Никто, кроме Марии, не знал, что он способен на нежность, ибо кардинал весьма преуспел, искореняя в себе эту слабость. Нежность пугала его, потому что делала уязвимым сердце.

Мария видела, как, обозленный крушением своих замыслов, он обрушивал гнев на людей, вот и теперь он искал козла отпущения, того, кто ответит за новый приступ ее болезни. И скорее всего, это будет либо бедная Констанция, либо Рафаэль, либо они оба. Мария не хотела подобного. Но если дядюшка ставил перед собой цель, остановить его было невозможно. Он всем своим холодным сердцем любил племянницу и обладал способностью преследовать врага долго и беспощадно, как разъяренное животное.

Его преосвященство покинул комнату племянницы, даже не подойдя к ее кровати на прощание. Его уход вызвал в больной такое чувство облегчения, что она даже устыдилась. Мария больше не презирала Рафаэля. Все связанное с ним произошло так давно, что казалось теперь незначительным, особенно в сравнении с приближающейся смертью.

Наблюдая за уходом кардинала, Мария заметила за дверью Алессандро, своего молчаливого охранника. Его присутствие подарило ей улыбку, и она прошептала Констанции, чтобы его привели к ее кровати.

Удивительно, каким красивым он теперь ей виделся! Он так долго был с ней рядом, а она почти не замечала ни его самого, ни его достоинств.

– Подойди и присядь со мной, – тихо сказала она когда он приблизился. Она была очень слаба.

– Ох, синьорина, это будет неприлично.

– К черту приличия! Пожалуйста, Алессандро! Сядь.

Оглянувшись на служанок, он неохотно опустился на жесткий стул, обитый кожей, который стоял возле ее кровати.

– Ну вот. А теперь расскажи, чем занимался сегодня. Здесь так скучно.

– Но, синьорина, вы же больны!

– Алессандро, я больна большую часть своей жизни, и все это время люди боялись сказать мне правду. Наверное, поэтому я какое-то время и обманывалась, мечтая о любви такого человека, как Рафаэль Санти.

– Вы знаете, что за люди эти художники. Это не ваша вина.

– Да, я знаю. И увы, я знаю, как горячо он любит ее. Никакая сила на свете не сможет их разлучить.

– Простите, синьорина, но его преосвященство, ваш дядя, похоже, этого совсем не понимает.

– Кардинал понимает только то, что хочет понять, Алессандро. Мне его жаль, потому что с молодости им управляло только честолюбие. Из-за этого он почти ничего не видел в этой жизни.