Читать книгу - "Королева мести - Джоан Швейгарт"

Наверное, головы несчастных жертв напоминали Аттиле о поражении, или вившиеся вокруг мухи стали его раздражать, но на следующий вечер их уже сняли. На протяжении нескольких дней я надеялась встретиться с Эдеко, чтобы спросить, что с ними случилось. Но переговорить с Эдеко с глазу на глаз никак не получалось, и головы моих братьев стали сниться мне каждую ночь. Иногда я видела их на равнине, сразу за городом Аттилы, и личинки копошились в их щеках, а птицы клевали глаза. Иногда они парили в темноте моей хижины, дразнясь черными языками и с укоризной глядя на меня выпученными глазами…

Еще меня беспокоило, что Аттила не позволяет мне прислуживать. Однажды я заметила, как Эара направляется по двору к дому Аттилы, и побежала, чтобы догнать ее до того, как она войдет.

— Я завидую тебе, теперь ты каждый вечер прислуживаешь Аттиле, — сказала я. — Не понимаю только, не сделала ли я чего-нибудь, что могло его расстроить.

Эара пристально на меня посмотрела.

— Это я попросила, чтобы мне позволили служить, — резко ответила она. — Мне показалось, что с тобой что-то неладно, и я испугалась, что ты можешь допустить какую-нибудь ошибку.

— Ты сказала об этом Аттиле? — спросила я, поразившись тому, как легко меня раскусила Эара.

— Нет, — ответила она и заспешила вперед, прежде чем я успела убедить Эару, что именно я должна обслуживать Аттилу.

Разум мой был настолько поглощен мыслью о том, как я высыпаю содержимое драгоценного камня Сагарии в чашу с вином Аттилы, что иногда, пробудившись, я никак не могла понять, случилось ли это на самом деле или только привиделось мне.

Лишь одно радовало меня в те дни: я наблюдала падение Аттилы. Он больше ни с кем не разговаривал, даже не произносил свои речи, которыми раньше непременно сопровождал каждый ужин. Конечно, Аттила и так был безразличен к тому, что его окружало, но сейчас он будто впал в какое-то оцепенение, от которого никак не мог избавиться. Он едва двигал рукой от миски ко рту, и к концу ужина более половины еды чаще всего оставалось на его тарелке нетронутой. Аттила смотрел на всех взглядом тяжелым и отстраненным, словно он так и не покинул поле битвы с тех пор, как лучи солнца открыли ему, что враги отвели свои войска и выставили его глупцом. Военачальники и сыновья, заметив его настроение, разговаривали меж собой шепотом, если вообще смели открыть рот. Эрнак и тот не отваживался обратиться к отцу напрямую. Аттила похудел, некогда румяная кожа стала бледной, и даже жены перестали его интересовать. Он увядал. И если бы мое сердце не горело такой ненавистью, что она выжигала меня изнутри и не давала покоя, я бы могла сказать себе: «Меч войны, наконец, начал свое черное дело. Мне осталось только ждать».

Однажды вечером, когда весна была уже не за горами, Эрнак за ужином мимоходом бросил своим братьям:

— Я подозреваю, что Аэций все еще любит нашего отца.

Аттила, казавшийся спящим, внезапно метнул на мальчика яростный взгляд.

— Чтобы я больше не слышал разговоров об Аэции и его любви к Аттиле! — рявкнул он.

Эрнак лишился дара речи, обнаружив, что стал объектом гнева отца. Его лицо застыло, и всем стало ясно, что он вот-вот расплачется. Опустив голову, он принялся ковыряться в тарелке.

Но Аттила не сводил с него горящего взгляда.

Этот случай насторожил меня, потому что я хорошо помнила, как ничего не значащее замечание пробудило моего отца ото сна. И действительно, на следующий вечер Аттила пустил по кругу чашу с вином и впервые после возвращения из похода держал речь.

— Может быть, мы слишком серьезно отнеслись к этому случаю с Аэцием и гаутами, — сказал он. — Да, мы потеряли много бойцов, но их сыновья уже подрастают и горят желанием сразиться за Аттилу, в этом я не сомневаюсь. Вероятно, Аэций считает, что мы теперь у него в долгу. Может быть, нам стоит отправить ему письмо, в котором мы подтвердим это.

Военачальники и сыновья Аттилы навострили уши, чтобы слушать дальше, но в тот вечер больше ничего не было сказано. На следующий день Аттила долго говорил о Западной империи. А вскоре после этого гунны выступили снова.

На сей раз я уже не размышляла о том, что может случиться с Аттилой или Эдеко. Мне было достаточно знать, что они ушли. Аттила оставил в городе нескольких охранников, так что возле моей хижины постоянно был один из них. К тому же в городе находилось много воинов, слишком тяжело раненных в прошлом походе, чтобы оправиться к новому. В любом случае, я не хотела выходить из дома. Теперь, когда мне не нужно было прилагать усилия, чтобы не выплеснуть наружу ненависть к Аттиле, я наконец-то могла оплакать своих братьев. И я их оплакала, а вместе с ними и остальных бургундов, погибших на поле боя.