Читать книгу - "Серп и молот против самурайского меча - Кирилл Черевко"

Из телеграммы советского посла в НКИД СССР от 7 июня было ясно, что Япония готова при положительной реакции на предложения Хирота, пойти на возвращение нашей стране Южного Сахалина, передачу части Курил и отказ от рыболовства в советских конвенционных водах^[511].

Но отсутствие конкретных уступок в предложениях японского представителя вследствие недооценки им тяжести военно-политического положения Японии позволило советскому послу позднее, в соответствии с инструкцией Молотова от 13 июля того же года, утвержденной Сталиным, сослаться на слишком общий, неконкретный характер предложений, не позволяющий советскому руководству принять решение.

На следующих встречах 24 и 29 июня Хирота частично конкретизировал свои предложения об уступках Токио, заявив о готовности Японии в обмен на соглашение о поддержании мира в Восточной Азии на нейтрализацию Маньчжоу-го, ликвидацию своих рыболовных прав в советских концессионных водах при условии снабжения Японии нефтью и обсуждение всех любых других вопросов по желанию советской стороны. В их число могли быть включены и не названные конкретно вопросы принадлежности Южного Сахалина и Курил^[512]. Это подтверждается содержанием предложения генерал-лейтенанта Кодзи Сакаи о направлении в Москву Ф. Коноэ, одобренного императором, в котором в качестве условий прекращения войны со стороны Японии ставились сохранение как минимум 1) государственного строя и 2) территории метрополии, исключая острова Окинава и Огасавара и включая Южные Курилы, т. е. условий, с которыми «не мог состязаться американский план отдать все Курильские острова Советскому Союзу»^[513].

В ответ на предложение японской стороны Малик, в соответствии с упомянутой инструкцией, ограничился заявлением о том, что он доведет содержание беседы с японским представителем до сведения правительства СССР. Позднее Малик, сославшись на недомогание, японских представителей больше не принимал, и тогда в Токио решили попытаться перенести переговоры в Москву.

С этой целью 12 июля император Хирохито назначил другого бывшего премьер-министра принца Фумимаро Коноэ своим представителем на переговорах с СССР, и 13 июля посол Японии в СССР Сато в беседе с заместителем министра иностранных дел С.А. Лозовским, вручив послание императора Хирохито по этому вопросу, просил принять Коноэ в Москве как его личного представителя. Но Лозовский сказал, что ответа советского правительства до отъезда Сталина и Молотова в Потсдам (14 июля) получить будет невозможно^[514].

18 июля Лозовский в письме японскому послу от имени советского правительства сообщил, что оно не видит возможности дать какой-либо ответ, так как в послании императора нет никаких конкретных предложений.

После встречи с Лозовским 20 июля посол Японии направил в Токио телеграмму, в которой настаивал на ее фактической капитуляции при условии сохранения государственного строя во имя спасения японского народа, но МИД Японии проигнорировал его мнение^[515].

25 июля Сато заявил Лозовскому, что конкретные предложения Коноэ сообщит в случае согласия советского правительства на его приезд в СССР. 30 июля Лозовский сообщил, что ответа на предложение Сато пока не поступало.

В связи с этим можно вполне согласиться с выводом японского историка X. Вада, что, предложив СССР только часть уступок, которые допускал Высший совет по руководству войной в своем решении от 14 мая, руководство МИД Японии «продемонстрировало низкое качество своей дипломатии» в завершающий критический период Второй мировой войны^[516].