Читать книгу - "Деникин. Единая и неделимая - Сергей Кисин"

Как и следовало ожидать, «слона» Нуланс не приметил, Добровольческой армии в упор не видел, а сорил деньгами в пользу эсеров, кадетов, чехословаков, поддерживая Ярославльско-Муромский мятеж Савинкова, выступление легионеров генерала Станислава Чечека, эсеровский Комуч (Комитет членов Учредительного собрания) в Самаре и пр.

14 декабря 1917 года военный кабинет Великобритании принял решение о материальной помощи антибольшевистским силам. С партнерами по Антанте был подписан меморандум, в котором говорилось, что «если французы возьмут на себя задачу финансирования воинских сил на Украине, то мы могли бы изыскать деньги для других. Несомненно, что США присоединятся к этому процессу».

«Другие» — это казачьи области, Кавказ, Курдистан и Средняя Азия, где пролегали «жизненные интересы» Туманного Альбиона. У наших заокеанских друзей подобные интересы располагались в Сибири и на Дальнем Востоке. Франция брала на себя ответственность по организации и финансированию антибольшевистского движения в Бессарабии, Украине, Крыму. Она еще в начале декабря 1917 года признала независимую от России «Украинскую Народную Республику» Михаила Грушевского, обещая содействие деньгами в случае продолжения войны с Германией. Следом за ней Раду признала Англия. На Петроград уже махнули рукой, хотя и продолжали попытки всячески оттянуть сепаратный мир.

23 декабря в Париже была подписана Конвенция, которая говорила о разграничении «сфер влияния» в России. Расходы на святое дело должен был взять на себя «межсоюзный централизованный орган».

Однако максимум, что сделали союзники для финансирования «Белого дела» на юге России на его начальном этапе, это удачная афера английского разведчика Теренса Кийза с проталкиванием за взятки 15 млн рублей из уже национализированного большевиками Госбанка в его ростовское отделение. Правда, деньги пришли с большим опозданием — Добровольческая армия уже ушла в Ледяной поход. По свидетельству генерал-лейтенанта Бориса Казановича, к февралю 1918 года из обещанных сумм западные державы реально перевели на счета Белой Армии всего лишь 500 тысяч рублей.

Осенью 1918 года, когда события на Западном фронте стали более определенными и союзники Германии стали по одному выходить из войны (Болгария, Турция, Австро-Венгрия), исход мировой мясорубки уже стал предопределенным. У Антанты развязывались руки для вмешательства в русские дела. Не из гуманитарных соображений, конечно, — единая и сильная Россия никому не была нужна. Важно было, во-первых, вернуть свои деньги, вложенные в русскую экономику еще при царском режиме (как говорилось в меморандуме союзников, «нужно заручиться солидным залогом за долги, взятые Россией у Антанты»), во-вторых, отгородиться от московского большевизма двойным «санитарным кордоном» из государств-лимитрофов. Первый кордон после развала Центральных держав должны были составлять новообразованные страны Восточной Европы — Финляндия, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария. Своим созданием они были обязаны Антанте и полностью от нее зависели, поэтому на их верность можно было положиться. Второй кордон казался менее жизнеспособным, но свою «санитарную» роль также мог бы выполнять хотя бы первое время — страны Балтии, Белоруссия, Украина, Крым, Дон, Кубань, Грузия, Армения, Азербайджан, Туркестан, Сибирь, Дальний Восток.

К примеру, выступивший с обращением к воюющим нациям, известным под названием «14 пунктов», президент США Вудро Вильсон, комментируя 6-й пункт, заметил: «Все белогвардейские правительства на территории России должны получить помощь и признание Антанты; Кавказ — это часть проблемы Турецкой империи; Средняя Азия должна стать протекторатом англосаксов; в Сибири должно быть отдельное правительство, а в Великороссии — новое (то есть не советское)».

Посол Англии в Париже лорд Берги записал в своем дневнике: «Нет больше России! Она распалась. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на Востоке, т. е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т. д., то, по мне, остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку». Тех, кто «может убираться к черту», то есть русский народ, лорд сразу вычеркнул из бытия. «Такой вещи вообще не существует, перед нами не что иное, как агломерат различных рас, разбившийся на куски».

Такой раздел огромной империи вполне подходил Антанте, с одной стороны, устранявшей самого мощного своего конкурента, с другой — заключавшей идеи большевизма в темницу с двойным замком и окутывавшей его «железным занавесом». В качестве «солидного залога» для обнищавшей за войну Европы вполне подходили украинская пшеница, донбасский уголь, бакинская нефть.

К тому же после завершения войны у союзников оставались громадные запасы военного снаряжения, которое все равно нужно было куда-то девать. Само собой все были уверены, что после крушения и унижения Германии следующей войны в Европе не будет еще очень долго. Почему бы тогда не отправить оружие и амуницию в Россию, чтобы красные и белые как можно дольше ослабляли и без того истерзанную войной и революцией страну.

23 сентября 1918 года из Лондона для союзников поступил очередной меморандум, по которому англичане заявляли о намерении создать особый комитет при Форин оффис под председательством бывшего посланника России в Великобритании Константина Набокова (дяди великого писателя). Комитет должен был заниматься вербовкой в Белую Армию офицеров и унтер-офицеров из числа эмигрантов. Их обучением и подготовкой занялся бывший военный атташе в России генерал-майор Альфред Нокс, прекрасно говоривший по-русски.

В конце октября в Екатеринодаре прошла конференция кадетской партии, на которой «пронемецкие» деятели принесли свои покаяния. Милюков торжественно заявил, что рад признать, что ошибался и правы его противники, ориентировавшиеся на Антанту. У либералов теперь были все основания ждать военной интервенции от «стран западной демократии». Предполагалось, что только они с их мощными высвободившимися армиями в состоянии навести порядок в России. Раскаяние Милюкова мало помогло. Отправленной во главе с ним делегации в Париж к Жоржу Клемансо был дан от ворот поворот. Старый политический волк не только не стал с ними беседовать, но и выслал из столицы под предлогом «германофильства» — Милюков понял, чьего.

Заигрывание с гетманской Украиной и Доном для Антанты эффекта не дало — Павло Скоропадский и Петр Краснов были законченными германофилами. Самарский Комуч и уфимская Директория (в октябре 1918 года переехала в Омск), хоть и называли себя «Временным Всероссийским правительством», но особого доверия из-за отсутствия реальной вооруженной силы (кроме чехословаков) у союзников не вызывали. Север из-за своей удаленности от столиц не мог считаться главным театром войны. Оставалась лишь Доброволия.

Самый близкий путь для союзников сюда был через черноморские порты, где генерал Деникин за год братского кровопролития уже создал для них весьма существенный плацдарм. При этом вряд ли Антанта предполагала свое непосредственное участие в Гражданской войне, как это делали чехословаки, речь шла лишь о снабжении белых армий, охране ключевых портов и железных дорог, создании предпосылок для общего наступления на Москву. По существу, речь шла об обыкновенной оккупации страны вплоть до полного погашения царских долгов за счет национальных богатств России.