Читать книгу - "Крупская - Леонид Млечин"

Один из охранников, исполняя роль парикмахера, спросил:

— Владимир Ильич, как прикажете вас подстричь?

Ленин неожиданно громко расхохотался. Санитар Владимир Рукавишников, изучивший своего пациента, показал, что следует сделать. Голову постригли машинкой. Бородку сделали клинышком, подравняли усы. Владимир Ильич повернулся на коляске и уехал к себе в спальню.

Крупская вспоминала эти последние дни: «Стало чувствоваться, что что-то надвигается: вид стал у Владимира Ильича ужасно усталый и измученный. Он часто закрывал глаза, как-то побледнел, а главное, у него как-то изменилось выражение лица, стал какой-то другой взгляд, точно слепой. Но на вопрос, не болит ли что, отвечал отрицательно.

В субботу 19 января 1924 года вечером он стал объяснять Николаю Семеновичу, что видит плохо. Николай Семенович посмотрел его глаза, сказал, что у него конъюнктивит, надо промыть глаза борной и завести темные очки».

«Я сдал пост, — рассказывал один из чекистов. — Не успел отдохнуть, как за мной пришел снова товарищ, который меня сменил. Мария Ильинична вызывает, нужно ехать за Фёрстером. Тот сразу же, как увидел меня, выбежал из кабинета в халате. Я говорю:

— К Ленину надо ехать.

Он тут же пальто надел, поехали мы в Горки. А тут уже привезли много врачей. Вся охрана ходит пасмурно. У Ильича был приступ. Был без сознания долго. И снова пришел в себя. Дома страшная такая, напряженная обстановка, люди ходят на цыпочках».

Мария Ильинична ворчала на чекистов:

— Что вы дверями хлопаете, что вы стучите тут?

Двадцатого января, в воскресенье вечером, вспоминал Рукавишников, «у Владимира Ильича в комнате сидела Надежда Константиновна и читала ему газету — отдел партийной жизни. Владимир Ильич слушал очень внимательно. В четверть восьмого отправились ужинать. Владимир Ильич выпил чаю и съел кусочек лимона, находящийся в чае. После ужина Владимир Ильич направился к себе в комнату. Посидел спокойно немного, а потом к нему зашла Надежда Константиновна, рассказывала ему и читала».

Крупская знакомила его с материалами XII Всероссийской партийной конференции. По ее словам, Ленин стал «волноваться».

Атаки на Троцкого усиливались по мере того, как становилось ясно, что Ленин уже не вернется к работе. Партконференция осудила высказывания Троцкого. Его обвинили в том, что он создает в партии оппозицию, представляющую опасность для государства, поскольку в поддержку председателя Реввоенсовета высказались партийные организации в вооруженных силах и молодежь. Судя по всему, решения партконференции, разносящие Троцкого в пух и прах, доконали Ленина. Возможно, страдания были усугублены тем, что в периоды просветления он видел, что потерпел поражение. Он проиграл Сталину, который в полной мере воспользуется его смертью.

На следующий день, 21 января 1924 года, в понедельник, Ленину стало плохо. Вечером он ушел в мир иной.

Владимир Рукавишников: «Слабость его утренняя меня беспокоила, и я всё время прислушивался к дыханию. Профессор Фёрстер тоже беспокоился, то и дело подходил к двери и прислушивался. Но дыхание было ровное. И мы все, то есть Фёрстер, я, Надежда Константиновна, Мария Ильинична, были уверены в том, что всё обстоит хорошо, что сон исцелит, слабость, происходящая от непорядка в желудке, пройдет».

Надежда Константиновна: «В понедельник Владимир Ильич утром еще вставал два раза, но тотчас ложился опять. Часов в одиннадцать попил черного кофе и опять заснул. Когда проснулся вновь, он уже не мог совсем говорить, дали ему бульон и опять кофе. Он пил с жадностью, потом успокоился немного, но вскоре заклокотало у него в груди. Всё больше и больше клокотало у него в груди. Бессознательнее становился взгляд».

Владимир Рукавишников: «Без пятнадцати три Ильич проснулся, не освеженный, а утомленный, слабый, пассивный, совсем нехороший. Пульс 120, температура 36,5. Меня это сильно встревожило. Сказал Осипову и Фёрстеру, что надо пойти к Ильичу и посмотреть. Мария Ильинична принесла рисовый бульон и кофе. Владимир Ильич выпил около стакана бульона и полстакана кофе. Потом опять лежал с полузакрытыми глазами.

Виктор Петрович Осипов вошел к Ильичу. Он посмотрел пульс и нашел его учащенным, но наполнения хорошего. По утверждению Надежды Константиновны, Ильич отрицательно отнесся к приходу Виктора Петровича, но я такой реакции не заметил, считаю, что он отнесся очень пассивно. Я хотел, чтобы Фёрстер хоть увидел Владимира Ильича из-за ширмы, а потом будет видней, как поступать. Мария Ильинична согласилась».

День смерти Владимира Ильича запомнился и его охране. Они увидели бегущих профессоров Фёрстера и Осипова. Обычно они приходили к пациенту в семь вечера, а тогда не было и четырех.

Профессор Виктор Осипов вошел к больному и его исследовал: «Цвет лица хороший, пульс хорошего наполнения, 86 в минуту, деятельность сердца правильная; язык Владимир Ильич не показал; был спокоен, живот слегка вздут». Профессор Фёрстер «не приметил ничего нового».

Владимир Рукавишников: «Сознание Владимира Ильича угасало. Пульс был част. Владимир Ильич тяжело дышал и был без сознания. Но мысли о конце не было ни у Фёрстера, ни у Осипова. Пульс хороший, и даже частота его уменьшилась.

Без двадцати пяти шесть я обратил внимание, что вдруг температура у Владимира Ильича поднялась. Поставил термометр. Сразу был ошеломлен. Что я, ошибся — температура страшно низкая? Конца ртути не было видно, но нет — блестящая ниточка ртути заполняла термометр и оканчивалась у самого верха — 42,3. Профессура сразу не поверила, решили, что это ошибка. Но нет, это не было ошибкой».

Профессор Виктор Осипов: «В шесть вечера он потерял сознание, начались судороги, резкое учащение дыхания и сердцебиения и настораживающий симптом — нарушение дыхательного ритма (тип чейн-стокса), что свидетельствует о приближении конца. Термометр показал — 42,3! Выше ртуть не поднимается».

Надежда Константиновна: «Владимир Александрович и Петр Петрович держали его почти на весу на руках. Временами он глухо стонал, судорога пробегала по телу. Я держала его сначала за горячую мокрую руку, потом только смотрела, как кровью окрасился платок, как печать смерти ложилась на мертвенно побледневшее лицо. Профессор Фёрстер и доктор Елистратов впрыскивали камфару, старались поддержать искусственное дыхание. Ничего не вышло. Спасти нельзя было».

Его жизнь окончилась после мучительной агонии. Предсмертные мучения были ужасны. В какой-то момент казалось, что припадок кончается. Но тут прилив крови, глубокий вздох и… конец. Отмучился, как сказали бы прежде.

В 6 часов 50 минут утра профессор Отфрид Фёрстер, профессор Виктор Петрович Осипов и доктор Павел Иванович Елистратов, консультант Лечебно-санитарного управления Кремля, констатировали смерть.

Мария Ильинична Ульянова побежала к телефону. Звонили из Москвы. Она только и произнесла:

— Ленина больше нет.

Попросила одного из чекистов:

— Придется Владимира Ильича обмыть.