Читать книгу - "Константинов крест (сборник) - Семён Данилюк"

В самом деле, какое-то время сирена доносилась, затем умолкла. Очевидно, гаишники рассудили, что даже с мигалкой мчаться за сто километров по влажной узенькой встречной полосе, беспрестанно увертываясь от «чайников» и большегрузов, — самоубийство.

Ксюша мысленно с ними согласилась, — безумная гонка казалась дорогой на тот свет.

— Нельзя опоздать! — угадав ее страхи, процедил Анхель. — Если опять, не прощу себе.

— Что опять? — пролепетала Ксюша.

Анхель не ответил. Таким — недоступным, неподвластным убеждению — Ксюша его еще не видела. Он знал что-то, для нее непостижимое. И это что-то заставляло идти на запредельный риск.

Ксюша выхватила носовой платок и впилась зубками, положившись на судьбу и смутно догадываясь, что в эту минуту судьба сидит рядом с ней.

Приближался поворот на Новую Пойму и — оттуда — на Завалиху. Между тем попутный поток машин, и без того едва двигавшийся, почти встал.

Теперь в случае появления встречного большегруза не оставалось возможности даже на сантиметры подать вправо, — машины едва ползли.

Но Анхель и не подумал никуда прижиматься. Метрах в трехстах впереди он разглядел проблесковый маячок. Донеслись звуки сирены скорой помощи.

— Может, авария, — неуверенно предположила Ксюша.

Анхель вновь устремился вперед. Лихо, бок в бок, разминулся с выскочившим из-за поворота ЗИЛом, так что снесло боковое зеркало. Затем резко подал вправо и принялся, яростно сигналя, проталкиваться к обочине, на которой разглядел УАЗ-452 с медицинским крестом на боку. УАЗ стоял неподвижно, с распахнутой дверцей, среди нескольких легковых автомашин. Облокотившись на кузов, застыли две угрюмые медички. Неуклюжие, в несвежих белых халатах, натянутых поверх ватников.

Машины на обочине были пусты. Ехавшие в них люди столпились вокруг чего-то на земле. Ксюша увидела вдруг Оленьку. В распахнутой норковой шубке, растрепанная, она подбежала к одной из женщин в халатах, ухватила за рукав и принялась тащить за собой. Та вяло упиралась.

Присутствие Оленьки наполнило Ксюшу ужасом.

Анхель меж тем втиснул «рено» капотом на обочину, так что багажник перегородил треть и без того узкой проезжей части. Не обращая внимания на истерические гудки, выскочил наружу. Ксюша вывалилась еще прежде него, не дождавшись полной остановки. Нога ее поехала, так что прямо в белой шубке она проползла на животе по глине едва ли не к ногам Оленьки. Оленька, однако, ее даже не заметила.

— Вы не смеете так уезжать! — с перекошенным, ставшим некрасивым лицом кричала она на угрюмую врачиху.

— А что мне здесь прикажете делать?! — вяло, видно, не в первый раз, огрызнулась та.

— Но вы же врач! Вас учили!

— Именно что врач, а не Господь Бог! Ну что я еще могу, мамаша дорогая?!

В это мгновение Оленька увидела Анхеля. Губы ее задрожали.

— Я пыталась помешать! — невнятно выкрикнула она.

Анхель пролетел мимо. Разметал сгрудившихся людей.

За спиной слабо ойкнула Ксюша. На куцем, брошенном на землю одеяльце, неестественно вывернувшись, лежала неподвижная Рашья. С мертвенно-белых детских щечек к воротнику вяло стекала стынущая слюна.

Люди, со страдающими лицами, скорбно расступились, — Анхеля приняли за отца девочки.

— Мы пытались по очереди дыхание рот в рот, пока скорая не подъехала, — виновато, едва сдерживая клокотание в горле, пояснил один из мужчин. — Ты уж прости, браток, — не сумели.

Он требовательно поглядел на подошедшую следом врачиху:

— Может, сами отцу объясните! Хоть это-то можете!

— Да я уж, дорогой папаша, вашей жене всё объяснила, — врачиха безысходно кивнула в сторону замершей Оленьки. — Похоже, девочке пища не в то горло попала. Вот и задохнулась. А мамаша впереди за рулем отвлеклась, видать, не расслышала за шумом. Уж когда на ремнях повисла…

— Какая еще, к черту, пища?! — разъяренная Ксюша с силой ухватила Оленьку за плечо. — Вы что с ней, сволочи, сделали?

— Больно же! — слабо пискнула та.

— Это тебе, гадюке, больно?! А ей? — Ксюша ткнула в лежащее тельце, и мысли ее переменились. Она бросилась к врачихе.

— Вы-то чего стоите?! — срывающимся голосом закричала она. — В больницу везите! Там же аппаратура побогаче!

— Побогаче, — вяло согласилась врачиха. — Но и там не боги. Она уж при нас полчаса как не дышит. …Да пока нас вызвали, пока доехали. Неужто б не попытались, если б хоть полшанса? Такая крохотулечка. Глупость какая!

Районная медичка давно притерпелась к чужим страданиям и смертям. Но идиотская гибель очаровательной девчушки подействовала и на нее.

Безысходность повисла над обочиной. Люди продолжали толпиться, не разъезжаясь, будто ощущая вину за собственную беспомощность. Каждый на месте девочки невольно представлял кого-то из близких.

Анхель отодвинул врачиху в сторону, наклонился над тельцем Рашьи, набрал воздуху, приподнял головку.

— Да что вы выдумываете! — в сердцах выкрикнула врачиха. — Чего только не делали! И аппарат искусственного дыхания подключали, и кололи.

Не отвечая, Анхель склонился. Почувствовал жгучее жжение в затылке. Это Анхэ изо всех сил пытался удержать его от непоправимого проступка. Кара за который — низвержение на землю.

— Не отдам! — отгоняя его, Анхель зло мотнул головой и припал к синюшным губам.

Секунд через пятнадцать, совершенно опустошенный, он отстранился. Размежил припухлые веки. Не вставая с колен, поднял голову к хмурому небу. То ли каясь, то ли с вызовом.

— Глядите, щечки розовеют! И губки зашевелились, — ойкнул бабий голос.

— Что вы мне тут истерики закатываете! Какие там розовые щечки у покойников! Бром пить надо… — в сердцах рявкнула толстая врачиха. Она прервалась на полуслове. Громко, при общем ошеломленном молчании, икнула, опустилась на колени и завороженно, боясь спугнуть чудо, принялась подползать к возвращающейся к жизни малышке.

— Верка-а, — едва различимым шепотом прохрипела она. — Ампулу, жив-а-а!

И, будто этим криком освободившись от оторопи, коршуном бросилась на Рашью, принялась охлопывать, мять в сильных руках. — Всем разойтись. Ребенку нужен воздух!

Подскочила медсестра, с разгону бухнулась рядом, неверными пальцами принялась расстегивать замки чемоданчика.

Анхель тяжело поднялся. Раздвинул возбужденных людей, отошел к кювету. Жадно зачерпнул колючего весеннего снега и, ничего не чувствуя, принялся растирать лицо. По щекам обильно заструилась кровь.

Подбежавшая Ксюша с силой отвела его руки, приложила платок:

— Будто малой! На минуту нельзя оставить.

Шепнула, прижавшись:

— Это ты сумел, да?