Читать книгу - "Денис Давыдов - Александр Барков"

Бывший генерал-майор Денис Давыдов».

Звание «генерал-майор» вопреки интригам придворных чиновников осталось за Денисом Давыдовым. Георгиевского креста его лишали до тех пор, пока, вконец раздосадованный, он сам не указал, что ему обязаны были дать его по статусу.

Старший сын Василий отзывался об отце как о человеке острого ума, с большими военными доблестями и знаниями, с блистательной храбростью, от души любимого товарищами, с прямым и открытым характером, поэтом в душе и поэтом во всех проявлениях жизни. «Отец мой не только не сделал карьеры, но даже каждый знак отличия должен был брать грудью... – писал Василий, – тому причиной общий порок семьи, дух свободы, не терпящий стеснения слова, действия без оглядки, русское удальство очертя голову и за все ответ – своей головой».

Стойко перенося невзгоды судьбы, Давыдов не унижался и не льстил начальству, свято и нерушимо веря до последних дней жизни в Россию и русский народ: «Не разрушится ли, не развеется ли, не снесется ли прахом с лица земли все, что ни повстречается, живого и неживого, на широком пути урагана, – писал Давыдов в одной из статей о партизанской войне, – направленного в тыл неприятельской армии, первою в мире по своей храбрости, дисциплине и устройству! Еще Россия не поднималась во весь исполинский рост свой, и горе ее неприятелям, если она когда-нибудь поднимется».

Стихи и песни Дениса Давыдова заучивались в армии наизусть, пелись и вдохновляли солдат на ратные подвиги. Его остроты и шутки повторялись при громе пушек, не умолкали при победном звоне заздравных чаш и торжественных звуках фанфар.

В воинской службе он неизменно следовал заветам своего благословителя, великого и бесстрашного полководца А.В. Суворова и потому по праву считается образцом среди офицеров Русской армии.

Видные поэты первой половины XIX века открывали для себя чудесный светлый дышащий свободой мир поэзии Дениса Давыдова – первым Жуковский, далее Вяземский и Батюшков, потом лицеист Пушкин и уже несколько позднее Баратынский и Языков. Они посвятили «Денису-храбрецу» «души прекрасные порывы», учась у него звонкости, лихости и распашности поэтического слога.

Знаменитый Василий Андреевич Жуковский сказал провидчески, что судьбы поэтов походят на улыбку златокудрой Фортуны. Едва только им улыбнется счастье, успех, засветился удача, ан глядь, а поэта уже и нет на свете. По поводу кончины прославленного партизана он со скорбью писал в «Бородинской годовщине»:

И боец – сын Аполлона,

Мнил он гроб Багратиона

Проводить в Бородино, –

Той награды не дано:

Вмиг Давыдова не стало!

Сколько славных с ним пропало

Боевых преданий нам!

Как в нем друга жаль друзьям!..

Петр Вяземский величал Давыдова «Бородинский бородач» и так охарактеризовал его жизненное кредо:

На барскую ты половину

Ходить с поклоном не любил,

И скромную свою судьбину

Ты благородством золотил,

Врагам был грозен не по чину,

Друзьям ты не по чину мил!

В своей «Записной книжке» Вяземский увековечил дружескую «песнь». В ней рассказывалось о том, как «празднует свои потехи семья пирующих друзей». «Бородинскому бородачу» в «песне» отведено особое, почетное место:

Денис! Тебе почет с поклоном,

Первоприсутствующий наш.

Командуй нашим эскадроном

И батареей крупных чаш.

Далее в песне прославлялись острый ум и красноречие гусара:

Ты – партизан не меньше бойкий

В горячей стычке острых слов...

Давыдов печатал свои стихи в альманахах «Полярная звезда» и «Мнемозина», издаваемых декабристами. С некоторыми из них он состоял в дружестве, скажем, с Ф.Н. Глинкой, М.Ф. Орловым, А.А. Бестужевым-Марлинским, А.И. Якубовичем, хотя и не входил ни в одно из тайных обществ.

А. Бестужев-Марлинский в статье «Взгляд на старую и новую словесность в России» заметил, что «амазонская муза Давыдова говорит откровенным наречием воинов, любит беседы вокруг пламени бивака и с улыбкой рыщет по полю смерти. Слог партизана-поэта быстр, капризен, внезапен. Пламень любви рыцарской и прямодушная веселость попеременно оживляют оный».

Денис Давыдов был сторонником конституции и уничтожения крепостного права. Лихого гусара возмущали жестокая муштра, шагистика, телесные наказания – словом «гатчинская система» в армии. Он поражался, как мог Александр I так быстро «забыть» подвиги, которые свершили армия и народ в столь страдную для нашего Отечества годину на поле брани и заменить участников войны 1812 года пустыми и надменными «гатчинцами».

В знаменитой Военной галерее Зимнего дворца среди трехсот тридцати двух портретов, посвященных героям войны 1812 года, почетное место отведено и Денису Давыдову.

В 1834–1836 годах Пушкин часто бывал в Зимнем дворце, любил посещать Военную галерею, со стен которой смотрит сам роковой 1812 год, и на века воспел ее в стихотворении «Полководец»:

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата,

Не в ней алмаз венца хранится за стеклом,

Но сверху донизу, во всю длину, кругом,

Своею кистею свободной и широкой

Ее разрисовал художник быстроокий.

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,

Ни плясок, ни охот, – а все плащи, да шпаги,

Да лица, полные воинственной отваги.

Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил.

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года.

Нередко медленно меж ними я брожу

И на знакомые их образы гляжу,

И, мнится, слышу их воинственные клики...

Николай Языков, высоко почитавший талант стихотворца-гусара и принимавший близко к сердцу его радости и печали, пророчил его стихам бессмертие:

Не умрет твой стих могучий,

Достопамятно-живой,

Упоительный, кипучий

И воинственно-летучий,

И разгульно удалой.

Однако сам поэт считал себя прежде всего воином: «Мир и спокойствие – и о Давыдове нет слуха, – писал он, – его как бы нет на свете, но повеет войною – и он уже тут, торчит среди битв, как казачья пика». О своей роли в Отечественной войне он говорил с присущей ему скромностью: «...я считаю себя рожденным единственно для рокового 1812 года, но рожденным подобно тому рядовому солдату, который в дыму и сумятице Бородинской битвы, стреляя наудачу, убил десяток французов. Как ни мало употребил он на то знания и дарования, при всем том судьба определила его уменьшить неприятельскую армию десятью человеками и содействовать общему ее истреблению своим товарищам».