Читать книгу - "Король холопов - Юзеф Игнаций Крашевский"

ним наедине ему удалось все устроить. Настоятель обещал приютить Казимира так, чтобы никто об этом не узнал.

Освободившись от тяготившей его заботы, Рава сел на коня и выехал навстречу королю.

Но уж видно судьба решила ставить ему разные препятствия на этот день и отнимать у него дорогое время.

Лишь только он отъехал несколько шагов от дома Вуйка, навстречу ему попался верхом на лошади тот самый соперник, барон Гаш, которого он видел у Кристины.

Узнав его, Кохан хотел проскользнуть мимо, но Гаш, очевидно, поджидавший его, догнал его и довольно невежливо начал разговор.

— Не уйдете теперь от меня! — кричал Гаш. — Я знаю, кто вы и что делали у прекрасной Кристины. Прибыли ли вы в качестве посла, или для себя лично, — это все равно, — прежде чем пробраться к моей вдове, вы должны иметь дело со мной!

— Как это, к вашей? — спросил Рава, остановившись, и немного раздраженно.

— К моей, потому что я за ней ухаживаю и терпеть не могу соперников. Кохан презрительно расхохотался.

— Если вы знаете, кто я, — сказал он, — то вы должны знать, что я не для себя сюда прибыл.

— Гм! — воскликнул Гаш, — люди толкуют разное. Вы слуга короля. Находятся и такие, которые утверждают, что вы для него готовы жениться… Раве кровь бросилась в голову.

— Я такого же происхождения, как и вы; я дворянин и рыцарь, — произнес он спокойно, — после того, что вы мне сказали, мне не остается ничего более, как вас вызвать и драться. Сегодня на это у меня нет времени, а завтра я к вашим услугам.

Гаш сжал губы.

— Хорошо, — произнес он, — до завтра.

Кохану хотелось как можно скорее освободиться от своего соперника, чтобы вовремя поспеть навстречу королю; он ловко бросил ему перчатку в знак вызова, стегнул лошадь хлыстом и поскакал. Немец хотел что-то ответить, но было уже поздно, и он за ним не погнался.

Рава, отделавшись от него вызовом, помчался по большой дороге, ведущей в Краков, и, лишь отъехав на большое расстояние, он остановился на опушке леса. Решив обождать здесь приезда Казимира, он слез с коня, вошел в лес и спрятался в кустарниках, все еще опасаясь погони.

Уже был вечер, когда вдали показался небольшой королевский отряд, сопровождавший короля: он состоял из нескольких всадников, одетых в серые и невзрачные платья. Сам король, чтобы не обращать на себя внимания, ехал между всадниками, а впереди гордо выступал статный и красивый Добек Боньча, которого вся эта мистификация, казалось, сильно забавляла.

Придворные отдавали ему честь, как будто он был первым лицом. Кохан тотчас же узнал короля и подъехал к нему, чтобы дать ему отчет во всем.

Всадники остановились, но нельзя было потратить много времени на разговоры, так как надо было торопиться, чтобы поспеть в город до закрытия ворот.

О Енджике и об его угрозах Кохан не счел нужным передать, но о Гаше и о его вызове не мог умолчать. Казимир нахмурился и остался очень недоволен тем, что прибытие в Прагу его фаворита было обнаружено; он это приписывал неосторожности Равы и опасался, что оно может обнаружит его собственный приезд в Прагу.

В плохом расположении духа, с пасмурными лицами, они проскользнули в город, назвав себя у ворот польскими дворянами, приезжающими по собственным делам. На них не обратили особого внимания, так как между Чехией и Польшей были постоянные сношения, и ежедневно много поляков прибывало в Прагу. По малолюдным улицам Раве удалось провести короля в доминиканский монастырь, не встретив никого по дороге. Вечером того же дня он известил Рокичану о приезде Казимира и стал искать секундантов к завтрашнему поединку с Гашем.

Прекрасная Рокичана имела обыкновение ежедневно посвящать много времени своему туалету; даже в те дни, когда она гостей не ожидала и сама не собиралась в гости, она заботилась о том, чтобы быть одетой к лицу. Ходили слухи, что для поддержания в полном блеске своей красоты она употребляла какие-то таинственные средства, какие-то дорогие воды, эликсиры, румяна, лекарства.

Отдельная комната, в которую нельзя было никому входить, была предназначена для этого. Ключ от нее Рокичана всегда носила с собой. С утра, прямо с постели, она отправлялась туда, и слугам нельзя было ее сопровождать. Только старая родственница, она же и экономка, входила вместе с ней; они запирались на ключ, и часто долго приходилось ожидать выхода оттуда вдовы.

Все это сильно возбуждало любопытство слуг, и они всеми силами старались проникнуть в эту тайну. Они следили за Рокичаной, но все их старания были напрасны: вдова ни на минуту не расставалась с ключом, берегла его как зеницу ока и даже в бальном туалете носила его при себе, так что они, наконец, отказались от надежды узнать эту тайну.

Строили разные догадки; многие видели в этом колдовство и считали старую экономку, ее единственную поверенную, колдуньей. К ней обращались многие, желавшие вернуть молодость и красоту, но старуха отплевывалась, смеялась и клялась, что она ничего не смыслит в колдовстве и ни о чем не знает.

Известно было, что старуха иногда любила хлебнуть больше вина, чем требовалось для сна; девушки думали этим воспользоваться и вытянуть от нее какое-нибудь неосторожное словцо, — но и тут они ушли ни с чем. Замечательную красоту вдовы единогласно приписывали этим тайным утренним стараниям старухи. Напрасно было бы спорить об этом; со временем все единогласно стали такого же мнения, и никто в этом не сомневался.

В день посещения короля вдова просидела больше обычного в своей комнате, а затем, что случалось очень редко, во второй раз вошла туда с экономкой и, наконец, вышла оттуда со столь искусно убранной головой, такой величественной, а главным образом, такой свежей и молодой, что ей завидовали девушки, которые были на десять лет моложе ее.

Казимир, не дожидаясь полудня, скромно одетый, с бархатным, опущенным на глаза, покрывалом, в сопровождении лишь одного Бобека пешком отправился к вдове.

Его там ждали, и Рокичана нарядная, надушенная, волнуясь в ожидании короля, ходила от одного окна к другому. Лицо ее не выражало в этот день ни радости, ни торжества; она была чем-то озабочена, раздражена. Вообще, она никогда не отличалась особым весельем, и улыбка редко появлялась на ее устах. Обыкновенно, среди всеобщего веселья, когда кругом раздавался хохот, она оставалась с тем же серьезным лицом, и это приписывали ее печали по мужу.

Когда король вошел в комнату, Рокичана даже не улыбнулась, встретила его почтительным поклоном