Читать книгу - "Шолохов - Валентин Осипов"

Шолохов 23 октября сорвался — вспомнил для меня: «Со злости выпил рюмку водки…»

Прошло больше недели, а отклика на просьбу о встрече с вождем — нет. Уже и Погорелов добрался в Москву.

Далее рассказ Шолохова я записал таким:

«— Выпил, а тут звонок: вызов! Помощник Сталина Поскребышев говорит мне: „Будете вы, Луговой и кое-кто еще“».

До Кремля рукой подать — жил в гостинице «Националь». Шагают они с Погореловым по Красной площади и вдруг Шолохов тихохонько запел донскую, казачью песню: «Ой вы, морозы… Сморозили сера волка…» Прервался и мрачно проговорил: «Вот вернемся, тогда уж запоем во весь голос… Или попадем за решетку…» И он сложил крест на крест четыре пальца двух рук: тюремное окно. Он эту песню так любил, что она появилась в последней книге «Тихого Дона», там, где описывается бедовая жизнь Григория в банде Фомина.

«— Пришли, — продолжил Шолохов. — Смотрю, в приемной Луговой, а в сторонке от него две кучки: ростовский начальник НКВД и еще один в форме, тоже наш, ростовский Каган, а чуть поодаль наши партийные начальники. Нас позвали, всех. Мы вошли в кабинет Сталина. Смотрю — Сталин, а рядом с ним Молотов и Ежов. Сталин повернулся ко мне: „Прошу вас рассказать по существу дела“. Я ему в ответ — а что я мог в волнении еще сказать: „Товарищ Сталин, мне нечего добавить к тому, что я написал на ваше имя. Если вы мне не верите — пусть Погорелов засвидетельствует…“

Сталин выслушал и кивнул, — как продолжал рассказывать мне Шолохов, — пусть, мол, говорит. Смотрю, Погорелов волнуется, но твердо докладывает, как его вызвали и как дали задание. А эти-то стали отрицать. Но Погорелов едва не криком: „Провокаторы они, товарищ Сталин!“ Сталин подошел к Погорелову и посмотрел ему в глаза пристальным своим взглядом. Погорелов выдержал и говорит: „Товарищ Сталин! Я говорю правду. Это они говорят неправду“. И достает из кармана бумагу, листик. „Это, — говорит, — собственноручный почерк Кагана“. Тут Каган во всем сознался…»

Шолохов не раз брал в рассказе передых. Воспоминания давались с трудом:

«Сталин смотрит на меня и говорит: „Дорогой товарищ Шолохов, напрасно вы подумали, что мы поверили бы этим клеветникам“. И ткнул взглядом на энкавэдистов. Те ни живы ни мертвы. Я, конечно, радуюсь, что отвел от себя беду, и не сдержался — говорю: „Товарищ Сталин, вы, конечно, правы в пожелании, чтобы я был спокоен, но вот есть такой анекдот. Бежит заяц, а навстречу волк. Говорит волк: „Ты, заяц, чего бежишь?“ Заяц в ответ: „Как что бегу — там вон ловят и подковывают“. Волк говорит: „Так подковывают верблюдов, а не зайцев“. Заяц ему отвечает: „А когда поймают и подкуют, так пойди докажи, что ты — не верблюд!““

Помню, даже Ежов засмеялся, — заметил Шолохов, — а Сталин — так, не очень. И пристально на меня: „Говорят, вы, товарищ Шолохов, много пьете?“ Я ответил: „От такой жизни, товарищ Сталин, запьешь!“»

Шолохов к концу встречи Сталину — анекдот и горькую шутку. Сталин с шутки встречу начал, когда обратился к Ежову: «Ну, что, Николай Иванович, будем снимать с него его кавказский ремешок?», видимо, помянул правило отбирать у арестованных ремни.

Шолохова тогда поразило поведение их районного чекиста. Сталин у него что-то там спросил, тот вскочил со стула, руки по швам, и оцепенел: ни да ни нет. Каков солдат партии!

Вот какими оказались для Шолохова весна, лето и осень 1938 года. У Твардовского есть строки о тех временах: «Быть под рукой всегда — на случай нехватки классовых врагов…»