Читать книгу - "Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты - Макар Бабиков"

— Я думаю, такие не расплодятся. Что подобные людишки и после войны выживут — тоже не сомневаюсь, но жизни долгой им не будет. Честные да прямые им ходу не дадут. Мы с тобой первые.

— Таких, как мы с тобой, и нынче большинство, и после войны тоже достаточно будет. Но и дармоеды и прихлебатели в обиду себя не дадут.

— Почему?

— Вот ты как пришел в разведку? — повернулся вдруг лицом к Чаулину Чемоданов.

— Добровольно, рапорт командованию подал.

— И я тоже добровольно. И отряд наш с первых дней войны назывался добровольческим. На такое рискованное дело нужны люди с крепкими нервами и выдержкой, идущие по своей охоте. Лучше всего на него посылать по их желанию, надежнее. Сколько таких с флота под Сталинград отправилось… Там нужнее.

— Но ведь большинство флотских профессий не требует согласия.

— Да, на те посылают по распределению. Да ведь на флот берут не всякого. А кто и пришел по призыву — служат честно. В этом гвоздь. Вот сачки, или, как их точнее зовут, захребетники, будут искать удобные места и хитро в них приспосабливаться.

— А мест таких хватит?

— Если не хватит, они для себя их придумают. Одно дело — быть горновым у печи, уголь в шахте рубить, другое — ходить с мерным угольником и дощечкой и записывать, сколько бабы успели сжать. Или так: один в небе летает, его собрат в штормовом море ходит, а иной за бесценок что-то добывает в одном месте и втридорога перепродает в другом. Даже здесь такие встречаются. Придут с караваном из-за границы и приторговывают то чулками, то помадой. Да не втридорога, а побольше.

— Их отлавливать полагается, — считал Чаулин.

— Если попадаются, больше их не пускают в плавания. Долго придется от них избавляться.

Подошло время, когда они обычно слушали Москву. Столичные передачи радовали душу, поднимали настроение. Армия успешно наступала. Короткие сводки Информбюро запоминались сразу. Часто настраиваться на Москву не позволял запас батарей, пользовались ими бережливо. Этому их настойчиво учили и инструкторы на базе, и вернувшиеся с таких же заданий товарищи.

Москва передавала в те дни, что началось освобождение польских земель, в Минске состоялся парад партизанских соединений Белоруссии, а по московским улицам проконвоировали более 57 тысяч пленных, захваченных Белорусскими фронтами.

— Воевать осталось не так уж долго. Свои земли почти все вернули. Теперь предстоит вызволить соседей из неволи.

— И союзники наконец-то второй фронт открыли. Теперь дело пойдет быстрее. Может, и нам с тобой полегчает.

— Каким образом?

— Норвежцы тоже почуют скорый конец войны. Не всякий поспешит доносить немцам о ком-то из наших…

— Ты мне не единожды говорил, что советуешь после войны учиться. Я сам об этом и раньше думал, а теперь твердо решил: пойду добывать образование.

— Ты к верному выводу пришел. В мирной жизни наука понадобится на меньше хлеба.

— Только ведь нелегко будет. Сколько сразу после десятилеток ребят в армию забрали… Мы вот, недоучившиеся, вернемся. Да те, кто нынче учится в школе, не остановятся, пойдут дальше. Нам, может, и мест в техникумах да в институтах не хватит.

— Я думаю, что для фронтовиков предусмотрят привилегию.

— И от учебы мы отвыкли, парта стала узкой.

— Была бы тяга к знаниям, а привычка да усидчивость привьются.

— Придется еще на несколько лет подтянуть ремень. Стипендия ведь не ахти какая.

— Нам не привыкать. Не разбалованы обильными харчами. Выдержим и это.

— Я в себе не сомневаюсь. Добьюсь своего. Но ведь не все готовы к этому. — Чаулин пытался представить себя в окружении однокашников по техникуму.

— А всем и не надо. Пусть учатся те, кто науку по-настоящему постичь жаждет да у кого есть способности. Соберется, скажем, кто-то учиться на врача, а голова у него агрономова. Зря займет чужое место да и свое время попусту убьет.

— Выбрать профессию по себе не каждый способен. Если бы все разумели, меньше было бы плохих портных, неспособных архитекторов. Даже в футбол гонять, и то талант требуется.

— Призвание иногда проявляется не скоро, к зрелым годам. До этого человек немало намыкается, шишек набьет.

— Тут наставник нужен.

— Да, очень бы пригодился. Но иногда попадаются такие поводыри, что направляют человека не в ту сторону. И будет он маяться, портить жизнь и себе, и людям.

На исходе был пятый месяц их вахты, почти три из которых они дежурили на новой точке.

Кончался август. Временами с моря уже задувал ветер со снегом. Тундра потемнела, зелень стала тусклой, поникшей, ягоды переспели, вытекли.

Ребята прикидывали, когда их снимут. По подсчетам, оставалось сидеть у моря всего с месяц. Впереди был сырой и холодный сентябрь.

В последних числах августа им снова сбросили груз. По набору продуктов и вещей да из записки оперативного командира поняли, что снимать их не обещают, да и дела им добавится.

Весть эту приняли без восторга. В холодную осень оставаться не хотелось. Скоро разыграются такие штормы, что подлодке подойти сюда за ними будет опасно.

Они чувствовали, что назревают какие-то события. Несмотря на непогоду, оживилось движение вражеских судов и кораблей.

В передачах московского, немецкого, норвежского радио все чаще упоминался север. Вероятно, приближалось время наступления и на этом направлении.

Теперь реже сидели вместе. Все больше донимал холод. Свободный от вахты промышлял в поисках топлива. Костерок жгли маленький, аккуратный, в очажке из некрупных камней. Разговоры вели, глядя на огонек и на тлеющие угли.

Чаулин, вспоминая о прошлых беседах, говорил, что в их нынешнем деле тоже специалисты нужны. И после войны надобность в разведке не отпадет. Чемоданов считал, что им с Сашей, наверное, придется расстаться с разведкой. Ему годов много, новое образование добывать поздно. А Чаулину лучше продолжить занятия радиоделом, либо работать на новейшей радиостанции, либо самому такие изобретать да делать.

— Война повыстригла народу тьму-тьмущую. Все они домой не вернутся. Другие должны будут встать в трудовую шеренгу. — Чаулин пытался прогнозировать послевоенную судьбу.

— Много станков да полей обезлюдеет. Вся надежда на юность новую, на молодняк, на подростков.

— А фронтовики?

— Их не хватит на все. Жена мне писала, что в деревнях больше половины мужиков, ушедших на войну, погибли. Похоронки чуть не в каждом доме. Осиротела земля и оскудела. А раненых сколько придет, изувеченных. Они ведь тоже не работники. — Чемоданов задумывался, каково будет безруким, безногим, слепым…

— Тягостная ребятишкам жизнь уготовлена. В войну радости не видели и после не поедят досыта, зато работы будет вдоволь.