Читать книгу - "Уинстон Черчилль. Власть воображения - Франсуа Керсоди"

Увы! Как и во время Первой мировой, начальный этап нового конфликта был неутешительным для союзников. Лондон беспомощно наблюдал за разгромом Польши; Военный кабинет обещал Франции авиационную поддержку в случае проведения операции по прорыву «линии Зигфрида», но французы решительно не желали что-либо предпринимать[144]. На море положение было не лучше: ежедневно немецкие подводные лодки, охотники или мины отправляли на дно три, четыре, а то и пять французских или британских торговых судов; в середине сентября погиб авианосец «Корейджес» с пятьюстами членами экипажа; через месяц пришел черед линкора «Ройял Оук», торпедированного подводной лодкой капитана Прина прямо на якорной стоянке в гавани Скапа-Флоу[145]. Неудачи подорвали боевой дух британцев, и Берлин решил этим воспользоваться, чтобы предложить переговоры о мире, которые Германия явно провела бы с позиции силы.

Требовалось немедленно дать достойный отпор. Черчилль ускорил ввод в строй средств противолодочной борьбы и создал специальный комитет по нейтрализации магнитных мин с отделом, которому поручалось добыть образцы для исследований. Французам он предложил оборудовать все их корабли гидролокаторами. Наконец, прославленный трибун лично занялся моральным состоянием соотечественников и сразу взял правильный тон, отразивший его решительность и твердость. Выступая по Би-би-си вечером 1 октября, он заявил: «Эти испытания мы уже проходили в прошлом, а ничего большего этим вечером нам не грозит». В палате общин утверждал: «Надо готовиться к долгой череде неудач и потерь. […] Мы будем страдать и страдать, но в конце концов мы им дадим жару». 12 ноября он уверял по микрофону Би-би-си, что «весь мир восстал против Гитлера и гитлеризма», что могло показаться несколько преувеличенным Риму, Токио и Москве[146]. Наш стойкий борец не допускал и мысли о мирных переговорах, пока Польша и Чехословакия не будут освобождены от нацистского ига.

Выступления Черчилля оказали самое благотворное воздействие на боевой дух населения (и правительства). К тому же упорство принесло свои плоды: из Темзы удалось выловить целой и невредимой магнитную мину, сброшенную с самолета; первые опыты показали, что данный тип взрывного устройства может быть нейтрализован путем размагничивания – устранения магнитного поля корпуса корабля, и к концу 1939 г. угроза магнитных мин отошла на задний план[147]. 15 декабря фортуна улыбнулась англичанам и снова повторилась история: спустя четверть века, едва ли не день в день, они одержали новую победу при Фолклендах! На этот раз сражение произошло чуть севернее, в виду залива Ла-Плата. Эскадра Королевского военно-морского флота смогла блокировать и сильно повредить карманный линкор «Адмирал граф Шпее». Команда была вынуждена затопить корабль в открытом море[148]. Победа пришлась как нельзя кстати, заставив забыть многие неудачи, и мастер пропаганды Черчилль выжал из нее все, что только мог: он устроил победителям триумфальный прием и не забыл отправить подробное донесение о баталии Франклину Рузвельту, страстному любителю моря и флота, поскольку в отличие от своих коллег по кабинету первый лорд Адмиралтейства многого ожидал от продолжения диалога с президентом США.

Впрочем, в Европе инициативой полностью владела Германия, тогда как франко-британские союзники могли лишь гадать, где и когда противник нанесет следующий удар. Уинстона Черчилля, бывшего кавалерийского офицера, убежденного противника выжидательной тактики, поборника активных действий и неожиданных атак, такое положение дел совершенно не устраивало. И потом мы с вами уже знаем, что любая праздность, даже относительная, вызывала у него депрессию, а во время войны казалась ему чуть ли не чудовищным извращением. В этом пока еще ограниченном конфликте большинство его коллег были бы рады ничейному результату, тогда как для Черчилля была приемлема лишь победа. Ему был нужен молниеносный удар, решающее сражение, которое застало бы немцев врасплох и вынудило бы их капитулировать прежде, чем война разгорится со всей силой. Эту операцию должен был осуществить военно-морской флот, поскольку им командовал потомок великого Мальборо и потому что он был единственным министром, который желал, умел и любил воевать. Но что можно было бы такого предпринять? Операция «Ройял Марин» вряд ли могла стать решающей и к тому же зависела от согласия французов; план «Катерина» был опасной химерой, и офицеры Генерального штаба тактично, но доходчиво дали это понять первому лорду; однако они же рассказали ему о некоторых обсуждениях, проводившихся в Адмиралтействе уже несколько недель и, казалось бы, открывавших заманчивые перспективы.