Читать книгу - "Московское метро. От первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935) - Дитмар Нойтатц"

На комсомольцев действовали и обычные материальные стимулы: энтузиазм проснулся у многих после того, как были сооружены собственные комсомольские бараки, образцово оборудованные, и едва они заметили, что на Метрострое можно неплохо зарабатывать. Из сообщений метростроевцев следует, что зарплата являлась решающим фактором притока или ухода рабочих, во всяком случае в определенных бригадах. Многие метростроевцы, прежде всего женщины, с гордостью заявляли, что сейчас они получают гораздо больше, чем на фабрике. Среди московских рабочих шли разговоры о том, что на метро можно заработать хорошие деньги.

Впрочем, для тех, кто принимал свою миссию на Метрострое близко к сердцу, вопрос об оплате не имел значения. Комсомольца Романова охватил гнев, когда он заметил, что сменный инженер не начинает работу, хотя все уже было готово: «Он думает, для нас главное, чтобы не было неоплаченного перерыва в работе. Верно, что перебой лишает заработка. Но не затем живем мы, и я в первую очередь. […] Прежде всего речь идет о метро, потом уже обо всем прочем. Мы сегодня заработали 14 рублей, задание по бетону не выполнено. Мы могли бы удовольствоваться зарплатой, но это заблуждение, крупное заблуждение Щербакова. Сознание того, что план бетонирования не выполнен, мучительно терзает душу». К своей работе Романов испытывал прямо таки эротическое чувство, о чем стыдливо поведал в своем дневнике: «14 марта [1934 г.]. Я как-то склонен думать, что мне не поверят, если я скажу, что люблю бетон, как любят девушку. Об этом я ни с кем не говорил и не стану этого делать. Не хочу, чтобы надо мной смеялись из-за такой странной любви. Но это действительно так».

В целом представляется, что политические и идеологические мотивы лояльности были менее решающими факторами по сравнению с личностными, такими как самосознание людей, динамичные процессы в группе, простой личный интерес или идентификация себя с поставленной задачей. Удивительная готовность к трудовым достижениям, которую часто демонстрировали люди в целом и молодежь в особенности, когда они воспринимали задачу всерьез и старались ее выполнить, вместо того чтобы снизить требования к себе, является феноменом, касающимся не только комсомольцев, но повсеместно наблюдаемым в повседневной жизни.

Насколько ощущались эти устремления и чувство счастья после одержанной «победы», а участие в строительстве метро для некоторых, очевидно, служило признаком возмужания, впечатляюще отразил в своем дневнике комсомолец Роженко, работавший в кессонной группе:

«22 декабря [1933 г.],

2 часа ночи. Усыпляющая усталость. Мы сейчас непрерывно 33 часа в шахте, почти без сна. Второй день бетонируем рабочую камеру кессона. Наша смена до сих пор впереди. Занять в шахте первое место, разве это не радость, черт возьми! Так мы становимся настоящими мужчинами. Я бы хотел, чтобы вся эта публика из секции мягких игрушек, «из-за письменных столов», «от пишущих машинок» пришла сюда, чтобы взглянуть на настоящих мужчин на ударной стройке, тогда бы они не выражали сомнений по поводу наших темпов. […] Все тело — сплошная рана. Руки разъедены бетоном. Невероятная боль в мышцах. Мои черные волосы стали от цемента серыми. Нельзя помыться. Скорее спать, спать, спать. […]

25 декабря.

Океан событий. Нет времени их записывать. Нет времени нормально выспаться. Сегодня мы, наша смена уложила 49 кубометров бетона! […]

27 декабря.

Бетон готов. Мы победили. Мы победили! Я хочу это громко и протяжно прокричать, чтобы все услышали. Победили! За шесть дней 700 кубометров! […] Иногда над Москвой светит солнце. Его лучи скользят по снегу, и тогда земля кажется мне серебряной. Я смотрю на землю, смотрю на людей, вижу и чувствую радость земли. Я сам врастаю в нее! Я врываюсь в жизнь, большую и светлую, которая становится громадной и сияющей».^[142]

Подвиги молодых коммунистов уже исчерпывающе описаны в советской литературе. Они били все рекорды, своим головокружительным темпом подстегивали остальных рабочих, их бросали на самые тяжелые участки, там где речь шла об устранении аварий или преодолении отставания. Щитовая проходка под Театральной пл. также была делом комсомольской бригады. Самыми впечатляющими акциями стали строительство железнодорожной ветки протяженностью 7 км до каменоломен в Веневе, осуществленное 50-ю молодыми людьми за 20 дней, и посылка 200 комсомольцев в Архангельск на отгрузку леса для Метростроя весной 1934 г.

Комсомольцы в срочном порядке овладевали основами технического образования и проявили себя как в высшей степени мообильная группа, коль скоро речь шла о том, чтобы приспособиться к не раз в течение 1934 г. менявшимся квалификационным требованиям. Весной 1934 г. они работали проходчиками и бетонщиками, летом — изолировщиками и осенью — штукатурами и каменотесами. Старшие по возрасту инженеры, уже набравшиеся опыта на многих стройках или предприятиях, удивлялись этой способности. «Такого мы до сих пор не испытали ни на одной стройке, это была полная неожиданность для нас», — комментировал достижения комсомольцев главный инженер Гертнер. Если поначалу начальники шахт были настроены скептически по отношению к пришедшей с фабрик молодежи, то вскоре они стали предпочитать комсомольцев другим рабочим. Комсомольцев быстрее и чаще, чем других, назначали бригадирами. Многие сделали карьеру десятника, техника и в долговременной перспективе даже инженера.

Они полагались на собственную инициативу, когда речь шла о решении проблем, и при этом держались без всякого почтения к начальству. Все чаще случалось, что они игнорировали приказы инженеров, поскольку считали их неправильными, или по своей воле приступали к работам, которые им не хотели доверить. Если начальник не прислушивался к их предложениям и требованиям, они обращались к следующему по инстанции или в партком. «Мы сказали» […], «мы пошли» […], «мы решили» […] — типичные формулировки в интервью с комсомольцами:

«Нас хотели на штукатурные работы перевести, но мы говорили, что на этой работе не так интересно, а изоляция дело ответственное. Это было как раз после постановления Пленума о качестве работы, и мы решили, что мы обязательно будем там работать. […] Нашу бригаду хотели послать на камнедробилку, но нам это было неудобно, потому что мы кончали свою дистанцию. Перед начальником дистанции и секретарем комитета мы поставили вопрос, что мы начали свою дистанцию и мы хотим ее закончить. Нас оставили, и мы так и остались на изоляции».

Когда на шахте 23 из-за нехватки цемента работа приостановилась, комсомольцы отправились к Абакумову, и, хотя он их прогонял, они продолжали сидеть у него под дверью, пока тот не поддался и послал цемент. Ничего необычного не было в том, что комсомольцы добровольно помогали при ликвидации последствий аварий, хотя у них был официальный выходной день. Если обстоятельства того требовали, некоторые работали почти до полного изнеможения.