Читать книгу - "Иван Шуйский - Дмитрий Володихин"

И никого из них пальцем не тронул!

Должно быть, в зрелом возрасте он сформулировал для себя некие очень веские доводы в пользу Шуйских. Полемизируя с Курбским, царь выплеснул на бумагу старинные обиды, но аргументы, заставлявшие его ценить древнюю княжескую фамилию, излагать не стал. Повода не нашлось…

Какие же заслуги числились за родом князей Шуйских со времен «боярского правления»?

Разумеется, без настоящего государя кланы бояр и княжат могли распоряжаться казной страны, скажем так, с большой вольностью. Тем более с «осиротевшей казной» дядьев мальчика-монарха — мятежных удельных князей. Конечно, они усиленно заботились о родне, добывая для нее высокие посты разного рода. Конечно, участники большой политической игры не стеснялись убивать своих противников. Тем более разорять их, высылать в дальние края, сажать в тюрьмы, лишать должностей и т. п. Но такое можно сказать о многих семействах служилой аристократии. Шуйские оказались разве что несколько решительнее и удачливее своих «оппонентов». Но они не являлись какими-то извергами рода человеческого, их нравственный облик особенно не выделялся на общем фоне социальной среды русской служилой знати. Коря Шуйских, царь мог бы точно также укорять и прочие фамилии «княжат».

Между тем у Ивана IV имелись очень серьезные причины испытывать чувство большой благодарности к их роду.

Прежде всего, опекуны-Шуйские, как ни парадоксально, являлись главными защитниками малолетнего монарха. Может быть, им удобно было администрировать из- за спины малыша и его именем. А может быть, помимо аристократической спеси в их семействе силен оказался христианский долг. Или, что не менее вероятно, Шуйские просто числили себя по старинному обычаю среди истинных «хозяев земли». Издревле Русь считалась вотчиной Рюриковичей. Как московские Калитичи, так и Шуйские относились к древним и сильным ветвям династии. Кровь в их жилах текла одна, бешеная кровь дружинных вожаков, и… нехорошо, подло было убивать единокровного человека, такого же «хозяина земли».

Могли Шуйские, что называется, «скормить» опекаемого мальчика иным крупным «игрокам» смутной поры, добившись для себя изрядной пользы? Да, могли. Отдали бы его, скажем, Старицким и получили бы вечную их благодарность… Или же польско-литовскому монарху, давнему врагу Москвы. Между тем на протяжении нескольких лет тяжелой и кровопролитной «Стародубской» войны с поляками и литовцами, разразившейся при младенчестве Ивана Грозного, князья Шуйские исправно водили в бой полки и армии. Защищали землю. А вместе с нею — чужую для московской Руси женщину, Елену Глинскую — не из Рюриковичей. Защищали и ее сына, по поводу которого ходили неприятные слухи: законнорожденный ли? Точно ли от отца-старика Василия III? Многие, не стесняясь, называли имя фаворита великой княгини, считая его отцом мальчика. Как знать, что думали на этот счет Шуйские, но в обиду они этого мальчика не дали.

Могли Шуйские, договорившись с прочими кланами служилой знати, расчленить державу, погрузив ее в темные воды политической раздробленности? Иначе говоря, вернуть Московское государство на столетие назад, ко временам междоусобных войн? Поднатужившись, смогли бы. А они сохранили единство державы и проявили дельные качества, участвуя в государственной работе — за исключением, разве что, Андрея Михайловича. Но в семье, как говорится, не без урода…

С кем Шуйские перемогались в первую очередь, стоя у кормила власти? Главными их врагами оказались князья Вельские — Гедиминовичи, недавние пришельцы, чужаки гораздо большие для Москвы, нежели Елена Глинская. Ее- то хоть связывал с землей брак и рождение наследников. А Вельские — совсем другая история. И стоит всмотреться в нее: многое станет понятным.

В конце XV — начале XVI столетия на службу к великому князю московскому перешло несколько знатнейших родов литовско-русских князей Гедиминовичей. Особенно возвысились в России Вельские и Мстиславские. В обстановке бесконечных войн с Литвой их очень ценили при дворе московского монарха — не только за высокую кровь, но и за многочисленные связи в среде литовско-русской аристократии. Но служили они, скажем так… переменчиво. Да и в московские порядки врастали трудно. По всей видимости, они не торопились ассоциировать интересы рода с интересами страны. Их беспокоил соблазн перейти литовский рубеж и вновь стать подданными прежнего сюзерена. В роду Вельских, оказавшихся на русской службе в 1480-х гг., таким перебежчиком стал князь Семен Федорович. Летом 1534 г. он ушел из Серпухова в Литву. Позднее его племянник, крупнейший московский военачальник князь Иван Дмитриевич Вельский, начнет готовить побег, но зимой 1561/62 г. его остановят. Подозрение не раз падало и на других выходцев из этого рода. К тому же Вельские время от времени терпели крупные поражения на ратном поле. Как видно, неистовая кровь Гедиминовичей не передала им частицы полководческих талантов, коими славились литовские правители… Коренная знать Северо-Восточной Руси, боярство московское и княжата, давно служившие Москве, «своими» для них не являлись. «Хозяева» это чувствовали, да и необходимость потесниться, уступая «пришельцам» пространство у подножия престола, не способствовала доброму взаимопониманию. Царь Иван пенял Шуйским за их самозваное опекунство. А они, во-первых, оказались в опекунах вполне законно, ничуть не руша волю покойного Василия III, у коего были первенствующими вельможами, и, во-вторых, были бы у мальчика иные опекуны, так не произошло бы от того горших бед? В 1540–1542 гг. значительную власть получили

Вельские. И что же? Что доброго они сделали России? Амнистировали своего родича-перебежчика, дали своим сторонникам большие земельные пожалования, выпустили из заточения Старицких, которые вновь обрели значение живой династической угрозы «опекаемому» Ивану Васильевичу35. Раздавая «сферы влияния» ближним людям, Вельские шли тем же путем, что и Шуйские, но в великих делах правления они были менее склонны действовать ко благу Русской державы. Шуйские проявили себя в этой роли как минимум не хуже Вельских, а по ряду важных признаков — лучше.

Позднее женитьба князя Ивана Дмитриевича Вельского на Марфе Васильевне Шуйской погасила долгую вражду двух этих родов.

В конце 1540-х период «боярского правления» подошел к концу. Завершилась отчаянная борьба между придворными «партиями» за первенство у кормила власти.

Сложился баланс возможностей, интересов и сфер влияния, поделенных сильнейшими аристократическими группировками между собою. Длительный политический кризис миновал, наметилась консолидация «сливок аристократии». Можно сравнить положение, к которому пришла политическая элита России, с современной акционерной компанией. Несколько десятков семей получили большее или меньшее количество «акций», позволявших пребывать на высшем этаже властной иерархии, получать разного рода «экономические бонусы» и участвовать в разделе ключевых должностей. После кровавых междоусобий этот мирный способ организации политического поля гарантировал главным «игрокам» стабильность в обмен на их общий отказ от попыток добиться доминирования. Прекратились позорные «сведения» митрополитов с кафедры. Государь московский — впервые в русской истории — принял царский титул. Высшая власть принадлежала теперь ему… и всё тем же «партиям» знати. Он фактически получил роль крупного акционера, а также «исполнительного директора», весьма зависимого, правда, в своих решениях от воли правления, куда вошли прочие крупные акционеры. Начался долгий, на первых этапах мирный, а затем болезненный и насильственный процесс передачи властных полномочий от служилой аристократии к самодержцу. Он желал получить 100 % акций. Знать не торопилась расставаться со своими активами.