Читать книгу - "Парижские тайны царской охранки - Валериан Агафонов"

20 мая 1884 года проект Семякина получил одобрение директора Департамента Плеве и товарища министра Оржевского. Для ликвидации же Круковского в Париж был послан в конце марта 1885 года Семякин, который и уладил дело, выдав Круковскому 10000 франков и взяв расписку о неимении претензий к Департаменту полиции; Семякин же ввел Рачковского в управление парижской и женевской агентур.

Корвин-Круковской не мог так легко утешиться в своем падении и уже 20 июля 1884 года обратился с письмом к Семякину, в котором, жалуясь на свое тяжелое материальное положение, просил выдать ему за прежние услуги пособие в размере 3000 франков или хоть ссуду в 1000 франков, угрожая — в случае отказа — обратиться к царю. Вместе с тем Круковской указывает, что он «несмотря на свое стесненное материальное положение, отклонил выгодные для него предложения некоторых французских газет разоблачить в ряде статей устройство русской полиции в Париже».

Все заставляет предполагать, что Круковской был удовлетворен и на этот раз, так как угроза шантажом и разоблачениями всегда оказывала магическое действие на Департамент полиции.

Благодаря докладу 8 мая 1885 года Дурново Оржевскому, в котором директор Департамента ссылается на данные, доставленные надворным советником С. Зволянским (новый полицейский герой), полученные последним из личных объяснений с Рачковским и Барлз, через год парижская агентура снова подверглась некоторым изменениям.

Из этого доклада видно, что у Барлз было шесть французских агентов, на которых он тратил 1560 франков в месяц, что чиновнику парижской префектуры он платил 200 франков ежемесячно, что у него две конспиративных квартиры, на одной из которых производилось «наблюдение за корреспонденцией», и что на консьержей «по наблюдению за перепиской» он расходовал 1070 франков ежемесячно. Траты самого Рачковского были значительно меньше, а именно от 1200 до 1500 франков в месяц, при этом обращают на себя внимание следующие расходы: на постоянную квартиру для наблюдения за Тихомировым, в которой жил агент Продеус (бывший околоточный надзиратель), тратилось 65 франков ежемесячно; от 600 до 800 франков в месяц уходило на «внутреннюю агентуру, временные наблюдательные квартиры, единовременную выдачу консьержам, полицейским чиновникам и другим за разные сведения, на оплату мелких услуг — извозчики и прочее». Таким образом получалась переиз-держка, достигающая 500 франков ежемесячно (Рачковскому отпускалось на расходы всего 1000 франков), которую Дурново объясняет «усиленной деятельностью по выяснению личностей Сержиуса (Кайгера) и Славинского (Иванова), Алексея Николаевича (Тонконогова) и по наблюдению за ними», затем — расходами на устройство внутренней агентуры, на поездку агента из Швейцарии в Париж по вызову эмигранта Русанова (кто это? — В. А.) и другое.

Все это заставляет Зволянского и Дурново склоняться к тому, чтобы усилить ассигнование Рачковского за счет ассигнований Барлз, у которого, как то выяснил Зволянский, получается «ежемесячно довольно значительный остаток, обращаемый им в свою пользу».

Предложение Дурново получило утверждение Оржевского, и Рачковскому была отпущена в его распоряжение вторая тысяча франков в месяц, которую отняли у Барлз; с гражданином Барлз заключен был новый контракт до 1 июня 1887 года.

Одновременно было заключено 8 мая 1885 года условие с секретным сотрудником Ландезеном (он же Гекельман), который несомненно являлся той секретной агентурой Рачковского, о которой упоминается в докладе Дурново. Ландезен — будущий Гартинг — новый герой русской полицейско-провокаторской эпопеи.

24 марта 1885 года С. Зволянский прислал из Парижа, где он находился в служебной командировке, на имя Семякина в Департамент полиции телеграмму, в которой говорится, что «субъект» требует за службу 1000 франков в месяц, не считая разъездных, в случае разрыва — 12000 франков, может войти в сношение с редакцией, «личность ловкая, неглупая, но сомнительная. Федоренко полагает сношения с ним полезными, но цена высокая».

На это последовал 25 марта телеграфный ответ Дурново на имя Федоренко для Зволянского:

«Нахожу цену слишком высокой. Можно предложить 300 рублей в месяц. Единовременных выдач в таком размере допустить нельзя. Вознаграждение вообще должно зависеть от степени пользы оказанных услуг, которые до сих пор сомнительны. Прошу Вас решить вопрос с Ф., смотря по нужде в содействии подобной личности. Будьте осторожны относительно сохранения особы Федоренко…». «Субъектом» был Ландезен-Гекельман, впоследствии Гартинг.

После этого с Ландезеном было выработано следующее соглашение: «бывший агент сибирского секретного отделения, проживающий ныне в Париже под именем Ландезена, приглашен с 1 сего мая к продолжению своей деятельности за границей и поставлен в непосредственные отношения с лицом, заведующим агентурой в Париже». Соглашение с Ландезеном, рассчитанное секретным отделом по 1 марта сего года, состоялось на следующих условиях:

1) С 1 мая 1885 года Ландезен получает триста рублей или семьсот пятьдесят франков жалования в месяц.

2) В случае поездок вне Парижа, предпринимаемых в видах пользы службы и по распоряжению лица, заведующего заграничной агентурой, Ландезену уплачивается стоимость проездного билета и десять франков суточных.

3) Служба Ландезена считается с 1 марта 1885 года, причем за март и апрель ему уплачивается жалование по старому расчету, то есть по двести рублей в месяц, и кроме того возвращаются расходы по поездке в Париж в размере ста рублей.

4) В случае прекращения сношений с Ландезеном по причинам, от него не зависящим, он предупреждается заранее о таковом решении и, сообразно с его усердием и значением оказанных им услуг, ему сохраняется в течение нескольких месяцев получаемое жалование или производится единовременная выдача; и то, и другое по усмотрению Департамента полиции…

Директор Департамента П. Дурново.

8 мая 1885 г.».

На полях написано: «Разрешаю» П. Оржевский, 8 мая».

Гекельман — студент Петербургского горного института — был «заагентурен» в начале 80-х годов вероятно полковником Секе-ринским, начальником петербургского охранного отделения; он «освещал» своих товарищей-студентов, но вскоре был ими заподозрен и потому покинул Петербург, переехал в Ригу, где и поступил в число студентов местного политехникума. Но и здесь Гекельману не повезло, он также быстро «провалился» и принужден был в 1884 году уехать за границу — в Швейцарию, где и поступил в Цюрихский политехникум под фамилией Ландезен. Под этой фамилией он входит и в эмигрантскую среду, которая вначале встречает его не совсем доброжелательно. Несмотря на эти неудачные дебюты Гекельмана — Ландезена Рачковский узрел в начинающем провокаторе большой «талант» и, как мы видим из приведенного выше пикантного контракта, сделал его своим «секретным сотрудником».

Провокатор Гекельман-Ландезен «работал» за границей главным образом среди народовольцев. Для характеристики его провокаторской деятельности не безынтересно прочесть следующую докладную записку Зволянского, представленную им директору Департамента полиции Дурново б октября 1886 года: «По свидетельству заведующего агентурой сотрудник Л. является для него вполне полезным помощником и работает совершенно искренно. Самым важным является конечно сожительство его с Бахом, с которым у него установились весьма дружественные отношения. Кроме того Л. поддерживает личное знакомство и связь с Баранниковой, Сладковой, Лавровым и Паленом. А бывая на квартире у Баранниковой, видит и других приходящих к ней лиц. Тихомиров был несколько раз на квартире Баха и Л., но у него Л. не бывал и приглашения бывать пока не получал. Хотя был с ним довольно откровенен, в особенности по вопросам внутренней жизни эмиграции, но некоторая сдержанность по отношению к Л. со стороны прочих эмигрантов еще заметна: специально политических вопросов и споров с ним не ведут и советов не спрашивают, но, впрочем, присутствия его не избегают, а если он находится в комнате, то говорят про дела не стесняясь. Такое положение Л., достигнутое благодаря постоянному, вполне разумному руководству его заведующего агентурой, представляется конечно ценою значительных усилий по сравнению с тем подозрительным приемом, который был оказан Л. в прошлом году при его приезде. При положении дела в том же духе несомненно Л. удастся приобрести больше доверия и более близкие отношения, и он будет играть роль весьма для нас ценную, если конечно какой-нибудь несчастный случай не откроет эмиграции глаза на прошлое Л. Связь Л. с эмиграцией поддерживается еще и денежными отношениями. Бах почти совершенно живет на его счет, и другие эмигранты весьма часто занимают у него небольшие суммы от 50 до 150, 200 франков… Прием этот для поддерживания отношений является вновь удачным, но конечно в этом отношении должны быть соблюдены известные границы относительно размера ссуд, что мною и разъяснено Л., впрочем больших денег у него на это и нет. Так как на возвращение денег, одолженных у Л., в большинстве случаев нельзя рассчитывать, и ему поэтому самому приходится занимать, то заведующему агентурой ассигновано на этот предмет из агентурных денег 100 франков ежемесячно. Сумма эта, по мнению г-на П. Рачковского, слишком мала, и можно было бы с большой пользой для дела увеличить таковую до 250 франков в месяц, об отпуске коей в случае согласия и ходатайствует г-н Рачковский, так как из агентурных денег за массой других расходов нет возможности делать эти выдачи.