Читать книгу - "Ассирийский мушаркишу - Александр Васильевич Чернобровкин"

7

Приобретенные мною два поля находились минутах в пятнадцати неспешной езды на лошади. Земледелие здесь богарное (неполивное). В этой части империи оно не зависит от весенних разливов. Евфрат во время половодья поднимает уровень воды в реке Бел всего на метр, редко на полтора. Зато осадков выпадает раза в два больше, чем в Гуабе, и почва незасоленная. Участки ограждены не валами, как на берегах Тигра и Евфрата, а каменными стенками высотой около метра, чтобы скот не заходил. С одного края деревянные ворота, сейчас подпертые кольями. Много садов с яблонями, грушами, вишнями, оливками, фисташками, грецкими орехами и виноградников с незнакомым мне двудомным черным сортом, то есть существуют мужские и женские растения, и вторые без первых ягод не дают.

С моих полей собрали урожай озимого ячменя и забросили до осени. Высокая стерня была объедена и вытоптана скотом. Почва — темный серозем, хорошая. Надо всего лишь подготовить ее к посевной — вспахать глубоко и хорошенько удобрить. Неподалеку от города в двух холмах, между которыми проезжал наш караван, я видел выходы фосфоритов. Переработать их в быстрые удобрения у меня нет технических возможностей. Придется прожарить, чтобы удалить органику, углекислый газ и кристаллизационную воду и повысить хрупкость руды, чтобы легче перемалывалась в муку. Чем тоньше получится, тем легче будет усваиваться растениями. Вдобавок смешаем фосфоритную муку с кислым навозом — и пойдет на «ура!». В таком виде будет действовать слабее, но вдолгую, лет десять. Времени посадить сидерат не осталось. Да и почва слишком сухая. Видел здесь поля белого люпина. Аборигены замачивают бобы в рассоле, чтобы удалить горький вкус, а на самом деле ядовитые алкалоиды, и употребляют в сыром виде, как очень питательную закуску. В люпине до пятидесяти процентов белка. Еще он вырабатывает много азота, на который бедны сероземы. В следующем году посажу его или чечевицу.

Пока что я нанял рабочего, чтобы вместе с Какией занимался добычей, обжигом и перемалыванием фосфоритной руды на ближнем от моих полей холме, где я нашел толстый пласт ее. Там было много сухостоя, поэтому перерабатывали на месте. Один выковыривал киркой и лопатой, другой поддерживал огонь в примитивных очагах из камней, на которых стояли железные жаровни, или вдвоем перемалывали каменными молотами в пыль обожженную. Выработанную ими фосфоритную муку я отвозил на поля в мешках, делая пять-шесть ходок в день. За каждую получалось отвезти около центнера. Надо, как минимум, по тонне на гектар. Пахали втроем от рассвета до заката, делая в полдень перерыв с передремом в тени деревьев. Гора фосфоритной муки росла медленно, но верно.

Горожане выдели, чем я занимаюсь, и, наверное, крутили палец у виска. Хотя по большому счету ко мне относились хорошо. Я не беден и, что важнее, не ассириец. Преобладающая часть жителей Халеба оказалась в нем не по своей воле. Их переселили сюда из разных регионов империи, о чем никогда не забудут и не простят. Обычно каждое племя размещалось компактно. В этом квартале говорили на одном языке, в том — на другом. С иноплеменниками общались на арамейском языке, который стал лингва франка. Оказалось, что я поселился на границе между районом бывших подданных царства Камману, среди которых много хеттов, и финикийцами из городов на берегу Средиземного моря. Поскольку говорил на обоих языках, меня принимали почти за своего и часто обращались за помощью, когда нужен был переводчик для какого-нибудь третьего. Из тех, на которых говорили в городе, я не знал только урартский, но уже выучил несколько слов, чтобы, если окажусь в далеком будущем, узнать, от него ли произошел армянский язык?

У ассирийцев лунный месяц состоит из четырех недель и один день ее не видно. Каждый носит название в честь известных им семи планет: Шамаш (Солнце) — воскресенье, Син (Луна) — понедельник, Залбатану (Марс) — вторник, Набу (Меркурий) — среда, Мулубаббар (Юпитер) — четверг, Дилбат (Венера) — пятница, Кайману (Сатурн) — суббота. Последний день считается несчастливым для любых начинаний, поэтому лучше ничего не делать. Так он стал выходным. Иудеи назовут его шабатом и вовсе ничего не будут делать до захода солнца, потому что сутки у ассирийцев заканчивались вечером.

Я тоже решил устроить выходной в день Кайману. Не потому, что обиудеился, а потому, что чертовски устал. Утром отвел Буцефала на случку на постоялый двор. Там уже поджидала гнедая кобыла из тех, что используют, как вьючную. Хуже потомство не будет, дальше некуда, а вот лучше — вполне возможно, если производитель хороший. Хозяин держал ее за повод. Буцефал уже почуял, что кобыла готова к случке, задергался, вывалил черное полуметровое хозяйство. Хантиль взял у меня повод, подвел Буцефала к кобыле, и, когда тот вскочил на нее и промазал, помог рукой, направив черный член, куда надо. Интересно наблюдать этот процесс у лошадей. Кобыла стоит с таким видом, будто ее жестоко обманули, пообещав накормить зеленой сочной травой, а взамен вот это с непомерным вот этим, а у жеребца, судя по выпученным глазам, башню напрочь снесло. Смотрю на него и думаю: наверное, со стороны и я выгляжу во время подобного процесса не лучшим образом. Как бы там ни было, отлил он столько, что часть выплеснулась наружу, удовольствие получил и один шиклу серебра хозяину заработал.

Понаблюдав за ними, подумал, что и мне надо бы наладить личную жизнь. Пошел на невольничий рынок, ведя расслабленного, смиренного жеребца на поводу. Там новых поступлений не было. Молодых красивых девушек мало и раскупают их быстро. Не один я сексуально озабоченный в Халебе.

Именно благодаря этому изменению маршрута, я и встретил тринадцатилетнюю девушку с черными волнистыми густыми волосами и изумрудными глазами, одетую в розово-синюю длинную тунику, перехваченную под небольшими сиськами широкой желтой лентой, завязанной бантом. Только встретился взглядом с ней — и понял, что это та, что мне нужна, и удивился, что все еще могу влюбляться. Ассирийцы уверены, что у каждого человека два духа (ангела). Первый — Шеду, который от рождения до смерти отвечает за физическое здоровье подопечного и находится рядом или сзади. Второй — Ломассу. Этот всегда впереди и, так сказать, рекламирует, отвечая за внешнюю и сексуальную привлекательность. У девчушки великолепный Ломассу. С таким она не пропадет.

Приставать к женщинам на улице сейчас не принято, можно лишиться какой-нибудь выдающейся части своего тела, но я рискнул, нарушив общепринятые правила на самую малость: поздоровался с ними, представился и нагло заявил, что заблудился, спросил, как пройти на свою улицу?