Читать книгу - "Великая княгиня Владимирская Мария. Загадка погребения в Княгинином монастыре - Константин Аверьянов"

Но кому из окружения Рюрика Ростиславича принадлежал семейный родословник, использованный составителем Ипатьевской летописи? Ответ легко найти, если сравнить между собой известия двух летописных сводов о семейной жизни Марии и Всеволода. В отличие от Лаврентьевской летописи Ипатьевская молчит о рождении сыновей Константина и Бориса, свадьбе дочери Всеславы. Все они произошли еще до того, как Всеволод и Рюрик породнились, и поэтому не вошли в семейный родословник. Это однозначно указывает на его принадлежность Верхуславе, дочери Марии. Наше предположение подтверждает и наличие в Ипатьевской летописи известия о рождении дочери Марии Сбыславы, отсутствующее в Лаврентьевской. Под 1179 г. она сообщает: «Того же лета до Дмитрова дни родися оу великого князя Всеволода четвертая дчи, и нарекоша имя во святом крещении Полагья, а княже Сбыслава; и крести ю тетка Олга»^[51]. Очевидно, она являлась ближней по времени рождения сестрой Верхуславы, и их связывали самые тесные отношения.

Выяснение источника сведений Ипатьевской летописи о событиях семейной жизни Марии позволяет, не прибегая к помощи искусственных построений Н.Г. Бережкова, решить вопрос о хронологических «неувязках» двух важнейших летописных сводов Древней Руси между собой.

Как видим, источником сведений Лаврентьевской летописи явились официальные документы, извещения о рождении княжеских сыновей, а в случае с замужеством Верхуславы – рядная и сговорная грамоты (они должны были храниться в княжеском архиве, поскольку в случае возможного развода служили основанием для возврата приданого). Источником для Ипатьевской летописи послужили частные документы, в данном случае – семейный родословник Верхуславы. Несмотря на то что он содержит больше частных подробностей, любой исследователь предпочтет при датировке тех или иных событий пользоваться официальными, а не частными документами.

Именно частным характером источника сведений Ипатьевской летописи объясняется временной разрыв в два года между ее известиями и Лаврентьевской летописи. Н.Г. Бережков и его последователи полагали, что он возник из-за сочетания мартовских и ультрамартовских календарных стилей. Но разгадка оказывается гораздо проще. Выяснилось, что составитель Ипатьевской летописи одно и то же событие семейной жизни Марии записал дважды. Под 1182 г. сообщается, что свояченица (сестра жены) великого князя Всеволода была выдана замуж за младшего сына киевского князя Святослава Всеволодовича Мстислава: «Князь кыевьскыи Стославъ Всеволодичь ожени 2 сна. За Глеба поя Рюриковноу, а за Мьстислава ясыню из Володимеря Соуждальского Всеволожю свесть, бысть же бракъ велик»^[52]. Однако двумя годами ранее тот же источник в статье 1180 г., рассказывая о борьбе Рюрика Ростиславича со Святославом Всеволодовичем за киевский стол, их последующем примирении, помещает известие о том, что Всеволод Большое Гнездо освободил из заключения Глеба, сына Святослава, и выдал за него свою племянницу: «Всеволод же Соуждальский поусти Глеба Святославича из оковъ, прия великоую любовь со Святославомъ и сватася с нимъ и да за сына его меншаго свесть свою»^[53]. Тем самым летописец фактически продублировал информацию о браках Святославичей, в результате чего она оказалась разнесенной по двум разным годам. Как следствие этого, возникла разница в два года в датировках последующих событий семейной жизни Марии.

Отсюда вытекает главный вывод – в данном случае следует опираться на Лаврентьевскую летопись, дающую точную хронологию, тогда как Ипатьевская содержит очевидные ошибки в датировке.

Значит ли это, что все построения Н.Г. Бережкова о сочетаниях мартовских и ультрамартовских стилей можно смело отнести к историографическим заблуждениям? У его сторонников оказываются очень серьезные аргументы.

Под 1186 г. Лаврентьевская летопись сообщает о рождении старшего сына Марии Константина: «В то же лето, того же месяца мая въ 18 день, на память святого мученика Потапья, в суботу, родися сын у великаго князя Всеволода; и нарекоша имя ему в святомь крещении Костянтин»^[54]. Ипатьевская летопись это событие не отметила.

Н.Г. Бережков, полагая, что в Лаврентьевской летописи статья 6694 г. является ультрамартовской, утверждал, что в действительности Константин родился годом ранее. Основанием для этого стало то, что подобное сочетание числа и дня недели (суббота 18 мая) соответствует не 1186 г., как утверждает Лаврентьевская летопись, а 1185 г. Перед известием о рождении Константина она помещает сообщение о солнечном затмении в среду 1 мая, а после известия о старшем сыне Марии содержит рассказ о знаменитом, благодаря «Слову о полке Игореве», походе князя Игоря Святославича на половцев^[55].

Ипатьевской летописи рассказ о походе Игоря известен, но, в отличие от Лаврентьевской, она датирует его 1185 г.^[56] Его датировку именно этим годом подтвердили современные астрономы, доказавшие, что солнечное затмение действительно произошло 1 мая 1185 г.^[57]

Значит ли это, что сообщение о рождении Константина, отсутствующее в Ипатьевской летописи, но помещенное в Лаврентьевской между двумя событиями, относящимися к 1185 г., необходимо также датировать этим годом?

Обратимся вновь к нему. Составитель Лаврентьевской летописи указал, что княжич родился на день памяти святого мученика Потапия Египетского (или Фивского). Взяв в руки святцы, можно убедиться, что память святого Потапия отмечается не 18 мая, а 8 декабря, к тому же он не мученик, а преподобный^[58]. Причиной ошибки стало то, что автор спутал Потапия с Патрикием, являвшимся как раз именно мучеником и память которого в древних месяцесловах отмечалась именно 18 мая^[59].

Для нас гораздо важнее то, что, в отличие от Древней Руси, ныне память мученика Патрикия Прусского отмечается 19 мая^[60]. Для объяснения подобного противоречия следует напомнить, что в Древней Руси в соответствии с ветхозаветными правилами отсчет новых суток начинался предыдущим вечером. Вплоть до начала XVIII в. сутки разбивались на «ночные» и «дневные» часы. Конец дня возвещали особым знаком, что называлось отдачей часов, а с заходом солнца отсчитывался уже новый день. Данный порядок был отменен решением Синода лишь в 1722 г. с заменой прежних часов общеевропейскими, а началом суток сделалась полночь (в 00.00, как сейчас). Реликтом прежнего отсчета времени является то, что и поныне суточный богослужебный круг начинается именно с вечерни.