Читать книгу - "Лжедимитрий - Даниил Мордовцев"

— Любо! Любо! Захарку Заруцкова волим!

Последние пересилили. Когда Захарушка, проводив деда, вышел из куреня вместе со старшим братом своим — Иваном, толпа ребятишек бросилась к нему и, подавая чекмарь, кричала на разные голоса:

— Вот тебе булава! Вот тебе атаманская насека! Будь нашим атаманом…

Захарушка радостно, но с напускною важностью взял поднесённую ему палку, кланялся на все четыре стороны и говорил торопливо:

— Спасибо, атаманы-молодцы, за честь! Я не стою…

— Бери, коли дают! Войско даёт! Любо! Войска слушайся! — волнуются детские голоса.

— Ах вы, пострелята, мразь эдакая, клопы, а тоже войском себя называют, — смеётся Иван Заруцкий.

В поход! На конь, атаманы-молодцы, на конь!

И толпа сорванцов с гордо поднятыми головами, с криком, визгом и гиком, подражая большим, оставила майдан и хлынула из станицы на черкасскую дорогу. Самому солнцу, наверное, отрадно смотреть на эту молодую беззаботность, которая не имеет за плечами прошлого, на спину которой не налегла ещё тяжесть годов, а на памяти, как на кладбище, не покоятся ещё дорогие покойники…

Черкасская дорога проложена между рощами дикорастущих яблонь, груш, вишенников, боярышников, шиповников, терновников и всяких колючих растений, всхолмлённое побережье прорыто глубокими оврагами. И рощи, и прогалины, и холмы, и песчаные внизу косы Дона полны жизни, которая неумолкаемо сказывается в птичьем говоре, писке, треске и тысячеголосом щебетанье, в свисте сусликов и сурков, оберегающих свои норки и маленькие трущобинки, в жужжанье и гуденье всего летающего, ползающего, скачущего…

Прежде всего буйная ватага казачат делает набег на сусликов, а также и на тарантулов, норки которых нередко чернелись рядом с сусличьими норами.

Стремглав спустившись в глубокий овраг, по которому звенел ручей холодной родниковой воды, — наполняют водою кто свои сапоги, кто шапки — и взобравшись снова на кручи, выливают воду в сусликовые и тарантуловые норы…

Напуганные водою суслики выскакивают из нор и погибают под ударами юных разбойников.

— Бей-руби! — кричит Лаверка, резвое личико которого раскраснелось, глаза горят, доказывая, что из ребёнка вырабатывается образцовый хищник.

И неповоротливые, мохнатые тарантулы выползают из нор. Казачата дразнят их, трогая палками. Отвратительные пауки злятся, поднимаются на мохнатых лапках — и погибают, как и суслики.

На деревьях, в кустах, в оврагах — везде мелькают казачата: это они достают из гнёзд птичьи яички и наполняют ими свои шапки.

— Эй, атаманы-молодцы, посмотрите! — кричит с высокого дуба Захарушка Заруцкий. — Я громлю престол московского царя Бориса Годунова.

Все бросились к дубу. На вершине его чернелось огромное орлиное гнездо. Обхватив босыми ногами одну из ветвей, поддерживавших гнездо, и придерживаясь рукою за сук, торчавший выше гнезда, смельчак Захарушка другою рукою вытаскивал из гнезда молодых орлят.

— Вот вам царевич Фёдор Годунов! Ловите!

И молодой неоперившийся орлёнок падает на землю и убивается.

— Вот вам царевна Ксения Годунова…

И другой орлёнок также падает мёртвым.

Но в это время в воздухе что-то зашумело. Все оглянулись… Над дубом, распустив саженные крылья, вился громадный орёл. Сделав взмах кверху, он молнией прорезал воздух и камнем упал на гнездо. Послышался крик, и все вздрогнули: когти орла вцепились в курчавую голову Захарушки и подняли его на воздух. Ужас оковал юных хищников — они так и окаменели на месте…

Но мягкие волосы не выдержали тяжести тела: оно упало на землю и лежало теперь мёртвое, неподвижное.

Орел кружил высоко в воздухе. Слышен был только жалобный, не то злобный клёкот обиженного человеком пернатого хищника-царя. Птица плакалась на человека…

Вблизи послышались визгливые звуки пискалок, песни, говор и лошадиный топот. Показались знамёна, значки, торчавшие на пиках ногайские мёртвые головы.

Это шёл Корела со своим войском. Хор песенников заливался: