Читать книгу - "История колдовства - Монтегю Саммерс"

Известен случай, когда заболевшая служанка, девушка малообразованная, во время бреда бормотала нечто на языке, который был опознан как сирийский. Это вызвало удивление, но скоро стало известно, что она была в услужении в доме, где квартировал студент-богослов, который накануне экзамена расхаживал по всему дому и повторял сирийские корни и словосочетания. Служанка могла их слышать, и подсознательно они зафиксировались в ее мозгу. Но подобное объяснение совершенно исключено в случае Тибо и Жозефа Барнеров, поскольку они не просто использовали отдельные слова и фразы одного или двух языков, а легко поддерживали совершенно логичную беседу на нескольких языках и даже диалектах. Эта способность всегда считалась одним из основных признаков демонической одержимости, как было записано в третьем пункте «De Exorcizandis Obsessis a Daemonio»: «3. In primis, ne facile credat, aliquem a daemonio obsessum esse, sed nota habeat ea signa, quibus obsessus dignoscitur ab iis, qui uel atra bile, uel morbo aliquo laborant. Signa autem obsidentis daemonis sunt: ignota lingua loqui pluribus uerbis, uel loquentem intelligere; distantia et occulta patefacere; uires super aetatis seu conditionis naturam ostendere; et id genus alia, quae cum plurima concurrunt, maiora sunt indicia». Более того, как Тибо, так и Жозеф Барнеры многократно и в точнейших деталях описывали события, которые происходили на значительном расстоянии, и при расследовании, произведенном впоследствии, оказалось, что рассказы их совершенно соответствовали действительности. Также аномальной была их сила, и часто в то время как тела их содрогались от конвульсий, были необходимы усилия трех здоровых мужчин для того, чтобы удерживать кого-либо из ребят, коим было соответственно девять и семь лет.

Внимание было обращено на то, что с самого начала этой болезни, когда пациенты страдали от особенно тяжелых припадков, их здоровье значительно ухудшалось, если неподалеку присутствовало что-либо из предметов, освященных в церкви, вроде медалей, или святой воды, или четок. В особенную ярость приходили они при виде медали св. Бенедикта или изображений Богородицы Утешительницы Всех Скорбей. В одном случае Игнатий Спийе, человек исключительной религиозности, держал перед их глазами мощи св. Жерара Майеллы ^[550], искупительного чудотворца, и тогда крики детей стали поистине ужасными и наконец перешли в совершенно нечеловеческие стоны и всхлипы отчаяния. Случилось так, что процессия Тела Христова проходила мимо дома, и напротив его был воздвигнут временный алтарь. Дети в то время находились в постели, ничего об этом не знали и казалось находятся в глубоком ступоре. Однако, как свидетельствуют очевидцы, в то время когда частицы Святого Причастия оказались неподалеку от дома, они стали вести себя неописуемым образом. Они стали ругаться наигрязнейшими словами, произносить святотатственные речи, тела их принимали самые неестественные положения, глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из глазниц, затем неожиданно к ним вернулось самообладание, и они уползли в дальние концы комнаты, скуля, стеная и изрыгая рвотные массы, как если бы были в предсмертной агонии. Кроме того, иконы и медали с изображением Богородицы и призывы Ее Святого Имени приводили одержимых в неконтролируемую ярость. При каждом упоминании «Великой Госпожи», как они ее называли, они начинали сыпать проклятиями и выть столь ужасно, что всех, кто мог их слышать, буквально охватывала дрожь от страха.

Аббат Шарль Брей, священник прихода в Иллфурте, быстро пришел к выводу о дьявольской природе этих феноменов. Речь, безусловно, шла об одержимости, поскольку происходящее не поддавалось объяснению каким-либо иным образом. Соответственно он послал к своему епископу монсеньору Андреасу Рассу (1842 – 1887) послание, в котором давался полный отчет об этих экстраординарных и внушающих ужас событиях. Епископ был, однако, отнюдь не уверен, что происходящее нельзя объяснить естественным образом. Прошло три или четыре года, прежде чем он решил провести специальное церковное расследование. Для этой цели он выбрал трех умелых теологов, монсеньора Штумпфа ^[551], директора Большой страсбургской семинарии; монсеньора Фрайбургера, генерального викария диоцеза; монсеньора Сестера, ректора Мюльхаузена. Эти священники неожиданно появились в доме Барнеров утром в четверг, 13 апреля 1869 года в 10 часов. Было обнаружено, что Жозеф Барнер успел спрятаться и лишь после продолжительных поисков его удалось извлечь из-под кровати, где он пытался найти убежище. Тибо совершенно не реагировал на присутствие незнакомцев. Исследование продолжалось более двух часов, так что комиссия покинула дом уже после полудня. За это время они стали свидетелями самых удивительных сцен, так что склонились к тому, чтобы признать реальность факта одержимости. Они быстро составили отчет для епископа, который только после этого позволил убедить себя фактами.

Те м не менее, этот прелат предпринял новые меры предосторожности. В начале сентября 1869 года Тибо вместе со своей несчастной матерью был доставлен в приют св. Карла в Шилтигхейме, где и содержался, пока все дело было заново исследовано монсеньором Раппом, монсеньором Штумпфом и отцом Эйкером, главой общины иезуитов в Страсбурге. В то же время отец Гаузер, капелан церкви св. Карла, и отец Шранцер, известный ученый и психолог, наблюдали тайно, но пристально за мальчиком.

Было решено перейти к экзорцизму, и священник, обладавший огромным опытом, отец Соке был направлен епископом для совершения торжественного ритуала. В два часа дня в воскресенье, 3 октября, Тибо был принудительно доставлен в часовню св. Карла, чего он ранее отчаянно пытался избежать. Когда же его заставляли туда войти, он начинал бесперерывно испускать громкие крики, так что приходилось его оттуда немедленно выводить во избежание скандала и нанесения морального ущерба присутствующим там воспитанникам. На этот раз, однако, мальчика держали аббаты Шранцер и Гаузер, и им помогал Шарль Андре, местный садовник, мужчина силы недюжинной. Несчастный стоял на ковре, разложенном перед оградой престола, его лицо было повернуто к дарохранительнице. Он стал стремиться вырваться от тех, кто его удерживал; лицо его приобрело ярко-красный оттенок, глаза были закрыты; из его раздутых и воспаленных губ стекал настоящий поток желтой пены, которая падала большими сгустками на пол. Началась Литания, и при словах «Sancta Maria, ora pro nobis» ужасный вопль вырвался из его глотки. Экзорцист продолжал как ни в чем не бывало читать молитвы и Евангелия согласно Ритуалу. Тогда одержимый стал богохульствовать и издеваться над их усилиями. Было решено продолжить церемонию на следующий день. На этот раз Тибо был одет в смирительную рубашку и привязан к креслу, около которого, как и раньше, расположились трое его стражей. Злой дух стал реветь и выть басом, подняв ужасающий шум; члены мальчика изгибались, но от уз он освободиться не мог; лицо его приняло синевато-багровый оттенок, изо рта обильно текла слюна. Уверенным голосом священник обратился к демону; он держал перед глазами его распятие, и затем заставил его смотреть на статую Богородицы со словами: «Дух нечистый, изыди во имя Непорочного Зачатия! Она тебе повелевает! Ты должен подчиниться! Ты должен уйти!» Ассистенты встали на колени и с усердием повторяли «Memorare», когда раздался последний вопль ужасной агонии, а мальчик содрогнулся в кресле и затем застыл в полной недвижимости. Где-то через час он очнулся и стал оглядываться, не понимая, как мог он здесь оказаться. «Где я?» – спросил он. «Знаешь ли ты, кто я?» – спросил его аббат Шранцер. «Нет, отче, не знаю», – услышал он в ответ. Через несколько дней Тибо смог вернуться домой, слабым и разбитым, но все же счастливым. Обо всем, что произошло в эти ужасные годы, он не имел ни малейшего представления. Он вернулся в школу, и с тех пор вел себя совершенно в пределах нормы.