Читать книгу - "Империя Карла Великого и Арабский халифат. Конец античного мира - Анри Пиренн"

Устав монастыря Корби, составленный Адальгардом в первой половине IX в., представляет собой яркую и жизненную картину абсолютно самодостаточной, самообеспечиваемой и самоуправляемой общины, живущей в замкнутом мире своего хозяйства и своей системы управления. В этом уставе вы не найдете ни слова о продаже; все, производимое в монастыре, там и оставалось. Сроки поступления продукции в монастырь, число обитателей которого достигало 400 человек, были расписаны самым подробным и тщательным образом понедельно с 1 января текущего до 1 января следующего года. Указывалось, что и в каком количестве будет поставлено для нужд монастыря. В монастыре трудились матрикулярыи (монахи, которые вели учетную книгу — матрикулу) и миряне, в частности сапожники, чеканщики, золотых дел мастера, плотники, мастера, изготовлявшие пергамент, кузнецы, лекари и др. Монастыри жили главным образом за счет оброка крепостных крестьян, выплачиваемого обычно натурой, а также за счет барщины, которую крестьяне отрабатывали на монастырских землях. Именно в то время, как мне представляется, возникло прикрепление крестьян к земле и ограничение их в правах^[249].

Мы можем живо представить себе общество того времени, буквально оплетенное сетью монастырей и церквей, бывших важнейшей составной частью той эпохи. Именно там было возможно ведение хозяйства, именно там существовало то, что можно было назвать экономической жизнью; одной из причин этого было то, что там умели читать и писать.

Земли, принадлежавшие церкви, были единственными земельными владениями, которые постоянно расширялись, что происходило благодаря щедрым пожертвованиям верующих. Королевские же земельные владения непрерывно сокращались, поскольку они раздавались в качестве бенефициев приближенным короля на условиях, что те будут служить ему. Эти земли попадали в руки военной аристократии. А трудно себе представить что-то более вредное для эффективного использования этих земель, независимо от того, попадали они в руки представителей высших слоев военной аристократии или мелких вассалов, занимавших средние и низшие военные должности. Мы никоим образом не можем предположить, что на этих землях производилось что-либо для продажи и что представители военной аристократии содействовали развитию торговли либо сами ею занимались. Более того, эта знать пыталась наложить свою руку и на земли церкви, навязывая себя ей в качестве защитников и покровителей и истощая тем самым земельные и производственные ресурсы, сконцентрированные в церковных владениях. Строго говоря, свободные крестьяне-арендаторы могли теоретически производить продукты для продажи на рынке, однако они все более и более обременялись барщиной, оброком и другими повинностями и взысканиями^[250].

Среди крестьян было немало тех несчастных, которые жили милостыней либо батрачили во время уборки урожая. У нас нет никаких оснований считать, что крестьяне производили продукцию на рынок. Самым страстным желанием тех, у кого имелся небольшой участок земли, было скорее попасть под покровительство монастыря, чтобы укрыться таким образом от вымогательства алчных сеньоров, обиравших их под видом сбора налогов.

Короче говоря, общество все более и более оказывалось в зависимости от землевладельцев и чиновников, отправлявших правосудие, в то время как власть в обществе постепенно переходила из рук государства в частные руки; другими словами, государство все более и более распадалось на отдельные вотчины. Экономическая независимость, обеспечиваемая свободной хозяйственной деятельностью, как и денежное обращение, упали до самого низкого уровня, который когда-либо существовал.

В капитуляриях того времени, правда, время от времени упоминаются вольноотпущенники, но в подавляющем большинстве случаев, освободившись от одних повинностей, они получали другие, попадая под власть нового хозяина — сеньора.

Королевская власть, пока она обладала какой-то силой, влиянием и авторитетом, руководствуясь христианской моралью, пыталась не допустить угнетения бедных, беззащитных и обездоленных. Экономическое законодательство Карла Великого и Луи Благочестивого отнюдь не было направлено на защиту обогащения за счет угнетения и обирания этих людей; наоборот, подобные действия объявлялись незаконными, представляющими собой бесстыдную, нечестивую наживу.

Однако все попытки подобного вмешательства канули в пучине анархии феодальной системы, над которой все еще маячил призрак христианской империи. Наступило Средневековье.