Читать книгу - "Мятежное православие - Андрей Богданов"

Таково оказалось единственное из обвинений против Медведева, которое розыскная комиссия дала себе труд проверить. Вообще при чтении следственного дела Медведева складывается впечатление, что оно стряпалось не политическими деятелями, а канцеляристами-крючкотворами, подбиравшими отдельные словечки, но плохо разбиравшимися в государственной кухне. Это вполне возможно, поскольку расправившись с Шакловитым и Голицыными, участники переворота должны были переключить свое внимание на дележку власти, а подарить обещанную патриарху голову Медведева могли поручить мелкой сошке, не всегда знавшей, что делать со «спущенными» указаниями.

Например, Медведева долго расспрашивали о его отношениях с пограничным воеводой и государственным деятелем боярином Леонтием Романовичем Неплюевым. Сильвестр ответил, что они давние знакомые, но встречались нечасто, и объяснил, что речь шла о письмах от православного духовенства в Польше. Розыскная комиссия узнала, что Медведев был против вечного мира с Речью Посполитой и начала большой войны с Крымом, потому что он, как и его корреспонденты, считал скорую победу над Крымом невозможной, думал, что война ослабит Россию и тем будет выгодна полякам. Неплюев спорил с Сильвестром, говорил, что «Крым возьмем вскоре», а Голицын, которому Леонтий Романович передал мнение «ученого старца», гневался на Медведева. Слова свои подследственный мог подтвердить перепиской, но комиссия этим не заинтересовалась: во-первых, мнение Медведева совпадало с мнением многих сторонников Петра (например, Б.А. Голицына), во-вторых, непонятно было вообще, что делать с этими показаниями. Неплюев был сослан вслед за Голицыными, вот только за что? Когда обеспокоенные скоропостижными наказаниями высокопоставленных лиц бояре обратились за разъяснениями к самому тестю царя Петра боярину П.А. Лопухину, тот пополнил закрома российского черного юмора таким перлом: «Явной его, Леонтия, вины вы не ведаете, а тайной вины и мы не ведаем!»

Как бы то ни было, при всем старании розыскной комиссии быстро состряпать дело о злокозненных, преступных замыслах и деяниях Медведева не удалось. Писатель умело и твердо отверг все обвинения и обошел десятки приготовленных для него капканов. Это никак не могло удовлетворить патриарха. Ознакомившись с протоколом допроса, Иоаким немедленно послал своему казначею Паисию Сийскому указ разобрать ранее опечатанные бумаги Медведева на разных языках – и буде их немного, прислать все в Троицу, а «буде тех писем многое число, и ты бы с книгопечатного двора игуменом Сергием и монахом Иовом, который учится в греческой школе, все, что есть, пересмотрели – и которые письма явятся приличные к обличению воровства и злоначинательства строителя Селивестра Медведева… и такие письма отобрать особо и… прислать к святейшему патриарху в поход… тотчас!»^{124}. Такой приказ проще было отдать, чем исполнить, – ведь у Медведева в келье даже на глаз было более тысячи книг и огромное количество рукописей, в том числе писем на разных языках^{125}. Иоаким получил желаемое только к 30-му числу. Работа была выполнена спустя рукава: уж на что подозрительно выглядела заграничная переписка, о которой упоминал сам Сильвестр, и ту патриаршие грамотеи не выделили! Похоже, они вообще не утруждали себя чтением и взяли только то, что бросалось в глаза: печатные картинки, немецкое письмо с голландской подписью и русское письмо со списком каких-то стрельцов. Патриарх в свою очередь поверил своим людям и представил все эти вещи как явное доказательство изменных замыслов Медведева.

30 сентября по присланным материалам Медведеву был устроен допрос – и вновь заплечных дел мастерам не удалось обнаружить в действиях Сильвестра криминала. Медведев подробно рассказал об истории создания политических гравюр в России и за границей «к похвале великой государыне» царевне Софье. Проверяя его слова, розыскная комиссия провела множество допросов причастных к этому делу людей, выяснила все в подробностях. Но результат свидетельствовал против обвинения – он подтверждал, что Медведев совещался с Шакловитым действительно «о рацеях» (подписях к гравюрам, в которых не было ничего предосудительного), а не о политических убийствах, как хотелось доказать следствию. «Не сработали» и письма. Медведев сказал, что «не ведает», как они у него объявились. Список стрельцов не включал фамилий лиц, привлеченных к розыску, а письмо голландского купца розыскная комиссия оказалась не в силах перевести.

Ретивость в изобретении обвинений против ученого старца проявлял не только патриарх. Пришедшие к власти политиканы отрабатывали долг перед Иоакимом добросовестно и со своей стороны подготовили к 30-му числу подробнейшие «вопросные статьи», буквально высасывая из изветов и допросов все, что мало-мальски годилось для обвинения в «измене». Например, из истории с юродивым Ивашкой, присланным Шакловитым для освидетельствования к Медведеву, розыскная комиссия вынесла такой вопрос: «И тот юродивый не раскольник ли, и не для какого ли воровства, умысла и раскола его Федька присылал?» На допросе Сильвестр рассказывал о «смятении» в Москве (подстроенном «петровцами», о чем обвиняемый не знал), в том числе о событиях, о которых только слышал. А почему Медведеву рассказывали об этом «и ему… до того какое дело?» – интересовалась комиссия. Медведев упоминал о совершенно нелепом доносе патриарха царевне Софье, когда хотел объяснить, почему уже давно собирался удалиться в дальний монастырь. Комиссия из этих слов сделала вопрос: «На Дон Селиверстко к казакам писем о возмущении каких не посылал ли?»

Не брезговали следователи и передергиванием, прямым искажением смысла слов свидетелей. Келейник Медведева старец Арсений говорил, что у Сильвестра «умысла… никакого на государское здоровье не слыхал», «а о церкви божией он, Сильвестр, говорил многократно: напрасно-де смутили душу святейшего патриарха приезжие греки; а он, святейший, человек бодрый и добрый, а учился мало и речей богословских не знает» (иными словами, не виноват в ошибке с евхаристией). Арсений особо подчеркнул, что «на святейшего патриарха умысла никакого не бывало и не слыхал». А вот как звучал составленный розыскной комиссией вопрос Медведеву:

– Про него, Сильвестра, старец Арсений сказал, что он, Сильвестр, говорил про святейшего патриарха, что он учился мало и речей богословских не знает. И он, Сильвестр, для чего такие непристойные слова про него, святейшего патриарха, говорил?

Далее из слов Арсения комиссия сделала вывод, «что у Сильвестра противность церкви и святейшему патриарху. А какая противность, про то ведает он, Сильвестр?»

Все вопросные статьи были состряпаны грубо, примитивно. Содержащиеся в них обвинения столь тонкий полемист, как Медведев, вполне мог опровергнуть. Но розыскная комиссия упирала не на логику, а на хорошо проверенное и знакомое ей средство – на пытку.