Читать книгу - "Украденная победа 14-го года. Где предали русскую армию? - Виктор Устинов"

Течение внутренней политической жизни в России было тревожным и неустойчивым, что принуждало правительства стран Антанты с большой осторожностью относиться к политике Временного правительства и его обещаниям исполнять ранее принятые договоренности в войне против Центральных держав. Росло недовольство русской политикой и в общественных кругах Англии и Франции, и, когда весть о возможном предоставлении английским правительством убежища царю и его семье стала достоянием гласности, в Лондоне поднялся ропот возмущения. Король Георг V оказался робким человеком, а его роль в определении политического курса страны была невелика. Учитывая негативное отношение общественности к приезду бывшей царской семьи в Англию, он предложил премьер-министру информировать русское правительство, о том, «что правительство Его Величества вынуждено взять обратно данное им ранее согласие»^[513].

Почувствовав отказ родственной династии принять его с семьей в Англии, Николай стал просить Временное правительство отправить его с семьей в Ливадию, где был их фамильный дворец, но, по предложению Керенского, для Романовых был подобран удаленный от мира и железных дорог небольшой сибирский городок Тобольск, куда под покровом строжайшей секретности, в середине августа была отправлена вся царская семья.

Пока решалась судьба свергнутого монарха, находившегося в Ставке, в Петрограде происходили не менее тревожные события. Приехавшие рано утром в Петроград Гучков и Шульгин, были встречены революционными толпами народа, и когда Гучков попытался сообщить им, что вместо отрекшегося от престола Николая на трон вступит его брат великий князь Михаил Александрович, то он был тут же смят возмущенной толпой, его с трудом удалось спасти от расправы. Идея сохранения монархии в России решительно отвергалась во всех слоях русского общества и с этим устойчивым мнением приходилось считаться новому правительству, если оно хотело удержать в своих руках власть.

Временное правительство непрерывно заседало, так как навалившиеся на них проблемы во внутренней жизни нуждались в незамедлительном разрешении новыми властями, к тому же, шла война, и нужно было четко определиться – какую позицию займет в ней правительство, возглавляемое князем Львовым. Акт об отречении императора Временным правительством был получен в 3 часа утра 3 марта^[514], но и после продолжительного заседания министры не знали, как поступить с царской властью в России. Большинство из них склонялось к мысли об ее упразднении, так как все здравствующие лица из дома Романовых скомпрометировали себя в глазах народа и ни к одному из них не было доверия и признания в обществе. Все великие князья на государственном поприще думали только об увеличении своих богатств и меньше всего об укреплении царской власти в России. Их всех можно было обвинить в раздвоении чувств любви: и к России, и к Германии, и эта двойственность чувств и взглядов, за которыми следовали дела и поступки, не могли быть терпимы в стране, когда велась война. В Великобритании, накануне второй мировой войны, король Эдуард VIII тоже испытывал раздвоение чувств и симпатизировал Гитлеру, но британская знать посчитала это немыслимым легкомыслием, несовместимым с пребыванием на троне, и отстранила его от власти. В России прусское окружение царя поддерживало влечение великих князей к германским корням и поощряло их дела, направленные на приумножение могущества германской империи за счет ослабления России.

Князь Львов больше всех знал о вкладе каждого члена дома Романовых в поприще ведущейся войны, и он не мог никого отметить, кто заслуживал бы одобрения общества и народа. Великий князь Михаил Александрович, которому отрекшийся от престола царь отдавал корону, не внушал доверия, и новое правительство боялось связывать с ним свою судьбу. Не сумев принять решения, все члены правительства во главе с князем Львовым и председателем Государственной Думы Родзянко в 10 часов утра приехали на квартиру к князю Путятину, где находился великий князь Михаил Александрович. Здесь снова шли горячие прения о судьбе царской династии, к которым присоединились приехавшие Гучков и Шульгин. Они уравняли сторонников сохранения царской власти в России с ее противниками, и последнее решающее слово оставалось за великим князем Михаилом Александровичем.

Керенский, в свойственной ему патетической манере, советовал Михаилу отказаться от своих прав на престол, в противном случае министр юстиции не мог поручиться за его жизнь. Гучков пытался влиять на Михаила в обратном направлении, призывая его к «патриотическому мужеству» и к выступлению в качестве «национального вождя». Милюков предлагал Михаилу бежать в Москву и оттуда начинать действия против революционного Петрограда. «Вне Петрограда есть полная возможность собрать военную силу…», – говорил он. Члены Временного правительства и Временного комитета в вопросе о переходе власти к новому императору Михаилу II разошлись до такой степени, что Милюков и Гучков, в случае отклонения их требований, грозили отставкой^[515].

Великий князь колебался. Он имел «все данные быть хорошим конституционным монархом, но только в устоявшемся государстве с твердым и хорошо налаженным аппаратом власти – таковым он мог казаться в качестве претендента на престол»^[516]. Слишком велика была ответственность: страна воевала, в ней бушевала революция, и многим в то время судьба и будущее России казалась покрытой мраком и неизвестностью. Родзянко, уже хорошо узнавший Михаила за несколько дней общения с ним, не видел в нем силы и энергии, его пугало повторение безволия во власти. Медлил и сомневался сам Михаил. Всем присутствующим было видно, что перед ними человек, с которым утрачиваются надежды на сохранении монархии в России.

Князь Львов, как и другие члены правительства, заметил сомнения и неготовность великого князя взвалить на свои плечи судьбу короны и империи и он, вместе с Родзянко и Керенским, удалился в отдельную комнату для личной беседы с Михаилом Александровичем. В этом узком кругу и состоялось согласие великого князя Михаила Александровича не принимать престол и оставить решение о судьбе монархии в России в компетенции Временного правительства. В 13 часов, обращаясь ко всем членам правительства, Михаил Александрович сказал, что «благо России является для великого князя решающим обстоятельством и если это благо, по-видимому, лучше обеспечивается его отречением, то он отрекается, передавая верховные права Правительству, назначенному Государственной Думой»^[517].

Самодержавие кануло в лету без борьбы и без сопротивления, хотя оно укреплялось в России более 300 лет. На стороне правительства и царя не было ни одной законодательной палаты, ни одного сословия, ни одной партии, кроме безнадежной и быстро тающей группы крайних правых партий, ни одного органа печати, ни одной общественной организации, кроме окончательно себя дискредитированных союзов, именуемых себя монархическими, но менее всего служащих интересам монархии. Другого примера такой изолированности, такого отсутствия политических устоев и опор, история нам не представляет; везде, в момент наступления великих событий и переворотов, старая власть имела за собой часть учреждений и часть населения, которые поддерживали широко распространенные настроения и традиции.