Читать книгу - "Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908-1914) - Юлия Лунева"

А. Тэйлор, анализируя документы, освещающие визит короля и Грея в Париж, обратил внимание на высказывание Грея: «Если бы Франция подверглась действительно агрессивному угрожающему нападению со стороны Германии, то возможно, что общественное мнение Англии оправдало бы действия правительства по оказанию помощи Франции. Но Германия едва ли замышляет агрессивное и угрожающее нападение на Россию; и даже если бы такое нападение последовало, публика в Англии склонилась бы к мнению, что, хотя вначале Германия, быть может, и добилась бы некоторых успехов, ресурсы России настолько велики, что в конечном итоге силы Германии истощились бы даже в том случае, если бы мы не оказали помощи России»^[800]. Историк отметил, что «французам такой ответ пришелся не по душе. Они считали, что Англия и Россия отдают их Германии в качестве заложников, и никогда еще, с тех пор как Делькассе перед русско-японской войной выдвинул план создания Тройственного согласия, их стремление сблизить эти две державы не было так велико»^[801].

Большое значение российское правительство придавало отношениям с Турцией. Возможное усиление боевого значения турецких морских сил озаботило российское Морское министерство, тем более что ему было известно, что турецким правительством было сделано несколько крупных заказов английским судостроительным обществам и что помимо этого в Константинополе прилагались все усилия, чтобы приобрести через Бразилию американские дредноуты.

Несмотря на слабость своих позиций в Константинополе, Россия не теряла надежды, что в случае войны Османская империя сохранит нейтралитет. Россия отказалась от проекта автономии для Турецкой Армении, согласилась на уменьшение запретной зоны для строительства железных дорог в Малой Азии и сделала некоторые другие уступки Порте, которые свидетельствовали о стремлении Петербурга добиться улучшения отношений с Турцией. Та же цель преследовалась во время приема турецкой правительственной делегации в Ливадии в мае 1914 г.

Вопрос о Константинополе и Проливах оставался для русских помещиков и капиталистов вопросом «первостепенной важности». «Отвечая на приветствия послов, государь сказал им, что он рад видеть у себя чрезвычайное турецкое посольство, что питает как к султану, так и к турецкому народу дружественные чувства и искренне желает им благополучия и процветания, — писал Сазонов в воспоминаниях. — Государь прибавил, что он ничего не ожидает от турецкого правительства и желает только одного, чтобы оно оказалось хозяином в своем собственном доме и не передавало у себя власти в чужие руки, чем, по его мнению, были бы обеспечены добрососедские отношения между Россией и Оттоманской империей»^[802]. Так как для захвата Проливов у царизма в то время возможностей не существовало, российские правящие круги продолжали придерживаться мнения о необходимости поддержания статус-кво Османской империи^[803].

2 (15) мая 1914 г. Турция, несмотря на свои финансовые трудности, подписала договор с Норманом о постройке шести контрминоносцев и еще тремя днями позже договор с Крезо-Шнейдером о двух подводных лодках стоимостью 2 млн 200 тыс. франков каждая, сообщал Гирс ^[804].

Между тем Великобритания не проявляла активности по сближению с Россией. Бенкендорф сообщал Сазонову, что Грей собирается поднять вопрос о соглашении в парламенте примерно через неделю. Нежелание Англии вступить в открытый союз Бенкендорф объяснял тем, что «открытый союз, как бы осторожен он ни был, встретит в Англии, в первую очередь в либеральной партии, да и не только у нее, настолько сильную и открытую оппозицию, что большая часть предусмотренных союзом политических результатов окажется парализованной. Я думаю, что при этих условиях союз ничего ни стоит, он мало чем дополнительные гарантии, которая Англия предлагает России и Франции, но создаст, напротив, значительно более благоприятную почву для агитации, которой Германия придает сейчас большее значение, чем когда бы то ни было»^[805].

На следующий день Бенкендорф писал, что Англия не хотела связывать себя какими-то обязательствами с другими державами на континенте, так как она считала, что тогда ее политика станет более зависимой и менее плодотворной. «С другой стороны, она не усматривает в этом необходимости. Грей обещал поддержать проект о соглашении с Россией, предложенный французским кабинетом. Это значит: предвидеть войну — да, вступить в союз — нет»^[806].

6 (19) мая 1914 г. из осведомленного источника Гирсу сообщили, что гамбургская фирма «Блом унд Фосс» предлагала Турции приобрести крейсер, строящийся на ее верфях для германского флота. Три месяца тому назад Порта обращалась к названной фирме с предложением уступить ей крейсер, но сделка так и не состоялась^[807].

На следующий день, 7 (20) мая 1914 г., Извольский сообщал Сазонову, что он проверил сведения и подтверждает данные российского морского агента о строящихся в последнее время во Франции судах для турецкого военного флота. В середине апреля турецкий транспорт «Ришад Паша» привез 7 канонерских лодок, предназначенных для службы в Персидском заливе^[808]. Столь неприятные известия сильно встревожили Сазонова: усиление турецкого флота было не в интересах России.

Между тем Россия при поддержке Англии также хотела приобрести строящиеся за границей корабли. В письме Бенкендорфу в Лондон 25 апреля (8 мая) 1914 г. Сазонов поставил посла в известность о том, как быстро увеличивается турецкий флот. «Утрата господства на Черном море может иметь для нас роковые последствия, а потому, разумеется, нельзя спокойно относиться к дальнейшему и притом столь быстрому развитию Оттоманских морских сил»^[809]. «Конечно, и с нашей стороны, — писал Сазонов, — принимаются меры к усилению Черноморского флота, но, как известно, мы в этом отношении поставлены в неравные с Турцией условия; так, благодаря существующим стеснительным правилам о Проливах мы принуждены строить суда на месте, тогда как Турция, приобретая корабли за границей, может беспрепятственно вводить их в Черное море»^[810].