Читать книгу - "Насмешник - Ивлин Во"

8 февраля. После завтрака бросили якорь в Аденском порту. Стоянка продлится до полуночи. Базар устроен на большом плоту прямо под сходнями. Между пароходом и пристанью снуют моторные лодки.

С тех пор как я побывал тут последний раз, в Адене прибавилось зелени; не намного, но там, где раньше была одна только пыль, теперь виднеются отдельные островки листвы. Изначально мы оккупировали Берберу в Сомали, на той стороне пролива, чтобы было где выращивать капусту и фрукты для аденского гарнизона. Воду наконец нашли, проложили трубы. Больше вдоль дороги не брели бесконечные караваны ободранных верблюдов из Кратертауна. В домах поселка появились водопроводные краны и ватерклозеты. Я увидел только одного верблюда, и это был ухоженный верховой верблюд с севера страны, он лежал возле хозяина, отдыхавшего в арабской кофейне, и перед ним стояла корзина зелени.

Большинство пассажиров поехали осматривать резервуары для воды, постройка которых приписывается царю Соломону. Неужели через тысячу лет гиды в Центральной Африке будут показывать туристам величественные руины плотины Кариба^[208], выдавая ее за одно из сооружений Соломона? Не хотелось бы в это верить.

Я взял такси до Кратертауна и час гулял по его узким улочкам, ища те, которые помнились мне по прошлому приезду, и не находя их. Не то чтобы город сильно осовременился, просто они исчезли. Я не мог найти и следа от «Бунгало падре сахиба», где однажды прожил неделю. От магазина мистера Бесса тоже. Мне несколько раз случалось быть гостем мистера Бесса в его жилище над конторой и складом. Я также совершил с ним кошмарный подъем к краю кратера и пробирался по горячим вулканическим обломкам к кишащему акулами пляжу на дальнем конце небольшого полуострова. Это был обаятельнейший человек. Я описал его в своей книге «Далекие люди»^[209] под именем мистера Леблана и позже узнал, что он получил огромное удовольствие от своего портрета в моем исполнении. Было бы неплохо, если бы он выразил свою признательность, отписав мне малую толику в своем завещании. Он был тогда богач. Богатство пришло к нему поздно, и я был изумлен, прочитав десять лет назад, что он оставил два миллиона фунтов Оксфордскому университету, учреждению, которое ничего для него не сделало. Не знаю, какой он был национальности и какую религию исповедовал. Они поименовали основанный им колледж колледжем св. Антония, но, когда я там поинтересовался, никто не знал и даже не позаботился узнать, в честь какого из двенадцати канонизированных Антониев назван их колледж.

В одном Кратертаун остался неизменен: здесь вас по-прежнему обдает запахами пряностей, дыма дровяных печек, кофе, ладана, коз, аппетитных арабских и индийских блюд, чеснока и карри, нечистот и масла для волос. Мне всегда было удивительно, что англичанин, который с готовностью терпит вонь родной страны — силоса, спаниелей, капусты, чадящих дизельных двигателей, дезодорантов, рыбы с чипсами, дешевых сигарет, мороженого, — зажимает нос на улицах «туземных» городов и селений.

Повсюду работают радиоприемники, настроенные, предполагаю, на каирскую станцию. Во многих арабских лавках висят портреты Насера.

Возвращаюсь в порт. Тут тоже идет торговля сувенирами, какая обычно процветала в Порт-Саиде, но в прискорбно стандартизированной форме. Магазины Саймона Арца в 1920 году были роскошно космополитичны. В них можно было найти почти все те же предметы роскоши, что и в Европе. В Адене хозяева всех лавок — индийцы, и в каждой — один и тот же набор японских подделок — «американские» авторучки, «швейцарские» часы, «французские» духи, «немецкие» бинокли. Я искал сигары, но не нашел никаких. Раньше на противоположных концах полукруглой бухты стояло два небольших отельчика. Их веранды были полны торговцев и менял, портных, шьющих рубашки, и у каждого была «русалка» — думаю, просто чучело ламантина, — которую держали в клетке и показывали за плату. Теперь эти отели исчезли и на их месте выросло большое современное здание с номерами, оборудованными кондиционерами; русалкам там нет места. Все остальное вокруг осталось таким же убогим.

У меня была своя причина интересоваться русалками, потому что шесть лет назад я короткое время страдал галлюцинациями, когда мне казалось, что я разговариваю с девушкой, находящейся в Адене. Она пожаловалась, что ей там скучно. Тогда я рассказал о кое-каких (опущенных мною в письме к ней) из весьма немногочисленных развлечений, способных позабавить путешественника. Упомянул и русалку. «Она уплыла, Ивлин, уплыла, — сказала она мне позже с упреком, будто я злонамеренно возбудил в ней напрасную надежду увидеть что-то интересное, — ее там больше нет».

Мне было любопытно выяснить, действительно ли и на сей раз, как бывало в других случаях, когда мне мерещились «голоса», ее «голос» обманывал меня. Но оказалось, то была чистая правда. Первый же слуга в отеле, к которому я обратился с вопросом, непонимающе посмотрел на меня и пожал плечами, подумав, что я требую какой-то экзотической выпивки. Но тут откликнулся другой, много старше первого.

— Русалка пропала, — сказал он.

— Как так?

— Приехал один человек, и она пропала.

— Когда?

— Не так давно.

Все мои дальнейшие расспросы наталкивались на вавилонское проклятие. А мне хотелось знать подробности, как это случилось — ее купили, украли, споили? — и особенно, когда она исчезла — до или после, или даже в то время, когда я разговаривал со своей одинокой наперсницей?

9 февраля. В Аденском проливе бриз, освежавший в Красном море, оставил нас. Обогнув мыс Гардафуи, мы оказались в парилке нью-йоркского лета. Приятней да и, несомненно, полезней для здоровья приближаться к тропикам постепенно, нежели оказаться там внезапно, прилетев на самолете в той же одежде, в которой несколько часов назад дрожал в Лондоне.

Великое оголение пассажиров. Кортес совершал свой поход из Веракруса в металлических доспехах; Стэнли^[210] пересек Африку одетым в бриджи и китель, отделанный галуном; я принимал свои несравнимо более скромные страдания из-за природного чувства благопристойности. Щеголял в крахмальных рубашках и в Занзибаре, и в Джорджтауне в Британской Гвиане; но эти молодые люди непременно должны раздеться чуть ли не догола, чтобы развалиться в шезлонгах в теньке на палубе. Возле столика стюарда-библиотекаря тряслись ужасные рыхлые бедра немолодых женщин. Сколь непохожи на остальных три араба, которых взяли на борт в Адене, плывущие с нами до Занзибара. Они одеты в легкие хлопчатые национальные одежды и всегда выглядят свежими, элегантными и чистыми. Они сидят в курительной, играя в домино, и трижды в день расстилают коврики, скидывают сандалии и припадают к палубе в молитве.