Читать книгу - "Кто кого предал - Галина Сапожникова"

И в таком духе были все его стихи.

В нем сочеталось несочетаемое: с одной стороны, мужество, сила, напор, трудолюбие, а с другой — романтика. Очень был волевым. После первого марш-броска в погранучилище все прибежали потные, усталые, с понурыми головами, а он стоял в строю и улыбался. Командир ему говорит: «Шатских, ты чего улыбаешься?» А он: «Что ж мне, плакать, что ли?» Всегда улыбался. Себе всегда настроение поднимал и окружающим.

«Постарайся на кладбище не плакать»

— А слово «Альфа» когда и почему стало звучать в вашем доме?

— Во-первых, сын познакомился с командиром «Альфы» Виктором Федоровичем Карпухиным. Во-вторых, думал о спецназе или о разведке, еще когда учился в училище. Потом приехали офицеры из «Альфы» набирать себе сотрудников, и в числе избранных оказался он. Из всего их училища отобрали троих. Долгое время никто ничего не говорил, и он написал рапорт насчет службы в Средней Азии. Были уже билеты взяты на начало августа, и буквально за 3–4 дня до вылета пришло письмо — вызывают к руководству. Приехал оттуда и сказал: мама, меня взяли в «Альфу».

Мама Виктора Шатских Валентина Ивановна всю жизнь мечтала съездить в Вильнюс на место гибели сына, но так и не съездила… Фото Г. Сапожниковой.

— Счастлив был?

— Не то слово! Я счастливее его за всю жизнь не видела до того момента!

— Какой это был год?

— 1990-й. Он прослужил в «Альфе» всего полгода. Влюблен был в Карпухина и в своего непосредственного командира Евгения Николаевича Чудеснова. Каждый раз, когда приходил с работы, говорил: мама, это такие ребята, ты не представляешь, какие они люди!

— Куда и зачем он улетал, маме, конечно, не сообщал?

— Нет. Несколько раз, улетая в командировку, просто говорил, что улетает, и все. А вот последний раз, перед Новым годом, почему-то сказал: «Мама, ты у меня сильная женщина, знаешь, где я служу, если вдруг что — постарайся, пожалуйста, на кладбище не плакать». Вот я на кладбище и держалась.

— Почему у него было такое предчувствие?

— Не знаю. Просто он, наверное, был человеком тонкой натуры. С днем рождения, с праздником поздравлял, всегда открытки писал в стихах. Очень хорошо играл на гитаре. Талантливый мальчик был. В школе его очень любили и в училище. Я сейчас очень ругаю себя за то, что мало уделяла ему внимания. Как моя мама говорила: «Чужие хоромы кроешь — свои раскрытые стоят». Я работала в дошкольном учреждении и, как сумасшедшая, почти все время посвящала чужим детям.

— У Виктора не было девушки?

— Была. Не успели пожениться. Собирались перед Новым годом, но ее отец попал с инфарктом в больницу, и они отложили свадьбу до января. Позже она вышла замуж — тоже за офицера. У нее две дочки. На могиле они до сих пор бывают вместе с мужем. Потому что каждый раз, когда мы приезжаем в день рождения Виктора или в день его гибели, всегда там до нас успевает появиться букет.

Тот случай, когда бронежилет помешал…

— Ваш муж, наверное, страшно корил себя за то, что помог сыну попасть в «Альфу»?

— Он не помогал. Сын блестяще сдал экзамены в училище, причем вступительное сочинение написал в стихах, на трех листах, оно сейчас лежит в музее Голицынского училища. Отец тоже был фанатиком военного дела. Он, конечно, и рад, и горд был за сына.

— После того, что случилось в Вильнюсе, пошел информационный вал. В литовской прессе писали, что «Альфа» якобы сама выстрелила в спину своему бойцу…

— В газетах было вообще много жуткой фальши, отчего было еще больнее. То танкистом его называли, то десантником, то лейтенантом Советской армии, то сотрудником КГБ. А потом Крючков официально сообщил, что погиб боец «Альфы»…

— Правда ли, что его похороны тоже старались замолчать?

— Да, они прошли тайком почти, были только ребята из «Альфы» и наши родственники.

— Почему могила вашего сына находится в стороне от общей аллеи, где похоронены все «альфовцы»? Кто-то из его коллег предположил, что это якобы было сделано для того, чтобы могила не была осквернена литовцами.

— Да нет, конечно, это чушь! Потому что, когда сын погиб, мне приходили посылки и письма из Литвы. Много было теплых слов. Выражали сочувствие как матери. Присылали угощение, российские и литовские флаги, перевязанные ленточкой. Письма писали с сочувствием, просили не верить, если кто-то будет говорить, что сын замешан в каких-то темных делах… Что и он, и все его сослуживцы — порядочные люди. Мать одного погибшего литовца тоже прислала письмо. Сказала: я ваших ребят не виню. Еще коллективное письмо было с какого-то завода, люди писали, что все это — провокация, желание поссорить Литву с Россией. Что в конечном итоге и удалось.

— Обстоятельства смерти Виктора так доподлинно и не известны?

— Я читала документы, в него стреляли с крыши. Он получил пулю тогда, когда прыгал в окно, нагнулся, чешуйки бронежилета разошлись — и пуля вошла сверху. Это тот случай, когда бронежилет сыграл отрицательную роль. Потому что если бы пуля прошла навылет, то он остался бы жив. А бронежилет помешал.

— Я имею в виду: непонятно, кто стрелял…

— Ну как непонятно? Наши никак стрелять не могли! И по виду оружия, и по тому, какая пуля была из него извлечена, и по тому, как был произведен выстрел, было ясно, что стреляли откуда-то сверху.

— Вам важно знать, кто сделал этот выстрел? Или уже все равно — поскольку это уже ничего не изменит?

— Хотелось бы, конечно, чтобы этот человек был наказан, но чувства мести я не ощущаю. Я считаю, что тех, кто делает плохие дела, надо жалеть, а не осуждать. Завидовать надо только добрым людям.

Чего Горбачев испугался?

— Когда и как вам вручили награду за сына и как это было?

— Вручал лично Крючков, у себя в кабинете. Сначала вручил орден Красной Звезды, потом где-то часа два или больше мы у него в кабинете разговаривали, он спрашивал о нуждах семьи. Муж тогда попросил, чтобы в «Альфе» ввели должность штатных медиков, а я — бассейн для детского сада. Все обещания он сдержал. Все было получено. Единственное, бассейн не успели построить, потому что произошли события августа 1991-го. А у нас уже были стройматериалы завезены и проект сделан. На сентябрь планировалось строительство. Детсад остался без бассейна. Приехали, забрали стройматериалы…

Крючков сказал потом, что обращался к Горбачеву с просьбой, чтобы тот вручил нам с мужем награду, но Горбачев отказался. Я не знаю точно, что он ответил, но смысл был такой: сын — сотрудник организации Крючкова, поэтому пусть Крючков и вручает.