Читать книгу - "Идишская цивилизация. Становление и упадок забытой нации - Пол Кривачек"

В ходе этой жестокой истории торговля свернулась и почти прекратилась. Города и деревни обнищали; как евреи, так и христиане были вынуждены подтянуть пояса. Более всего пострадали общинные организации, кагалы, расходы которых росли параллельно сокращению населения и упадку торговли. После столетия экономического упадка собственный капитал говорящих на идише оказался недостаточным для финансирования их деятельности. В еще большей мере они были вынуждены обращаться к дворянам и даже к католической церкви за займами. Несмотря на противодействие пап ростовщичеству (например, папа Бенедикт XIV буллой «Vix Pervenit» подтвердил его запрет), польская церковь, по-видимому, считала ссуды евреям безопасными и выгодными, тогда как евреи рассматривали свои долги как гарантию от произвольного изгнания. Были задействованы крупные суммы денег. Но теперь общины были вынуждены нарушить первое правило ответственного финансового займа – занимать для инвестиций, а не для потребления. Впервые кагалы занимали деньги для покрытия своих растущих расходов. Общины Кракова, Гродно, Опатува, Пинска и Познани погрязли в долгах, доходивших до многих сотен тысяч польских злотых; как говорили, даже до миллионов – а это было время, когда 4 злотых считались неплохим месячным заработком. Говорящие на идише превратились из кредиторов в должников. И, как многие из их прежних клиентов, когда приходило время расплачиваться, они обнаруживали, что платить им нечем.

Около 1710 года двое посланцев люблинской общины, чьи одежды были покрыты дорожной пылью, прибыли к дверям рабби Цви Гирша бен Якова Ашкенази, раввина процветавшего тогда голландского города Амстердама. Они привезли с собой письмо, подписанное несколькими идишскими мудрецами, в котором содержалась просьба о помощи. Они умоляли помочь в оплате долгов – «потому что оказалось, что деньги кончились, и когда кредиторы увидели <…> что деньги кончились, полностью ушли от Израиля, они излили всю свою злобу на нас, чтобы уничтожить тех, кто остался, не дай Бог». Община оказалась банкротом, и ее старейшины, по-видимому, находились в долговой тюрьме: «Это слова <…> руководителей святой общины Люблина, поставивших подписи в тюрьме ослабшими руками»[201].

Рабби Ашкенази сделал все, что мог, собрав пожертвования у говоривших на идише евреев Амстердама, и даже с некоторым волнением обратился к местной сефардской общине. Его сын вспоминал, что «они ответили ему и даже пожертвовали некоторую сумму в его святые руки, чтобы отдать деньги этим посланцам из Люблина». Пожертвование могло помочь временно решить проблему, но люблинцы, как и другие общины, продолжали брать взаймы, хотя и в меньших размерах, так и не найдя другого способа финансирования своих нужд, и никогда не сумели выплатить свой долг.

Община все еще продолжала бороться с кредиторами, когда в 1764 году польский парламент, пытаясь провести реформу – возможно, с добрыми намерениями, поскольку утверждалось, что это была попытка более полной интеграции говорящих на идише общин в польское государство, – модернизировал систему налогообложения евреев, учредив комитет по ликвидации долгов кагалов, запретив им занимать деньги. В качестве дополнительной меры Ваад четырех земель должен был быть немедленно распущен:

Поскольку полный подушный налог с евреев <…> недействителен <…> с этого момента не должно быть никаких собраний, распределений или иных видов указаний, сборов и принуждений, относящихся к евреям. Мы запрещаем их навсегда.

Наказанием за нарушение этого эдикта был штраф в 6000 гривен (брусков серебра) – крупная сумма, которую не надо путать с современной украинской валютой.

Община была потрясена. Евреи были опозорены. Они чувствовали себя униженными тем, что «главы Земель были лишены своей доли величия, и даже малая доля чести была отнята у Израиля». К бесчестию добавилась бедность. Больше не будет Верховного суда евреев. Говорящие на идише больше не будут иметь собственную администрацию, не смогут претендовать на то, чтобы быть отдельной национальностью. Более того, несмотря на намерения сейма, реальной перспективы полной интеграции говоривших на идише как равных в польское общество никогда не было. Результатом эдикта были лишение независимости и маргинализация польско-литовских евреев. Это было начало конца идишской цивилизации.

Возможно, простолюдины воспринимали потерю еврейской автономии менее тяжело. Вероятно, многие чувствовали облегчение от того, что избавились от класса олигархов, которые, по словам Натана Ганновера, «имели власть осуществлять правосудие среди всего Израиля в польском королевстве, чтобы охранять закон, вырабатывать указы и назначать наказания, как они сочтут нужным», – благословенное облегчение новой свободы от централизованного контроля. Идишской реакцией на постепенный упадок польской экономики стал великий подъем народной религии, иногда иррациональный, часто еретический и, конечно, не санкционированный раввинистическими авторитетами, которые тяжело, но безуспешно боролись, чтобы сохранить контроль. Мессианские фантазии, мистический энтузиазм, просветительский рационализм тихо прорастали во тьме, а теперь они свободно выпускали сильные ростки на свет письменной истории.

Там, где в прежние дни Совет земель успешно подавлял нонконформистские движения и скреплял идишскую цивилизацию силой авторитета, после его ликвидации, когда алчные соседи начали осуществлять проект раздела Речи Посполитой, точку в котором поставила встреча трех империй на Углу трех императоров, полностью отправившая Польшу в небытие, идишское единство было невозвратно разрушено. Современник этих событий Гилель бен Зеев Вольф писал в своем труде «Утренняя звезда» («Гейлел бен шахар»):

Горе поколению, испытавшему это при жизни своей. Границы проведены заново <…> и ворота между народами закрыты. Советы областей и земель более не существуют. Старейшины больше не собираются вместе – редкостное зрелище. <…> Всякий строит высокое место для себя, созывая совет бунтарей и кворум для молитвы в своем доме, тогда как синагоги и дома учения стоят покинутыми. Это начало заката и падения Израиля.