Читать книгу - "Мечта империи - Марианна Алферова"

И этот взгляд очень не понравился Элию. Точно такие же взгляды бывают у сенаторов, когда они собираются завалить твой законопроект и сообщают сочувственно, что предложенный закон всем хорош, но они никак не могут его поддержать.

— Ты узнал, где сейчас Юний Вер? И что с ним? — встревожился Элий.

— По последним сведениям вернулся в Рим. С ним все хорошо. Даже очень… очень хорошо… — Кассий смутился, снял очки и протер стекла. — А тебе лучше поспать, это придаст сил.

Элий был уверен, что Кассия что-то мучает, но не мог понять — что.

Элий завернулся в простыню, как в тогу, и спустился к своему деревянному ложу возле бассейна. Он надеялся, что Летти придет сюда вновь. И он ждал ее прихода.

«Старый идиот! — одернул он сам себя. — Ухлестывать за четырнадцатилетней девчонкой! Совсем выжил из ума».

Но подобные упреки не привели его в смущение. Лета сама почти что призналась ему в любви. Но в следующее мгновение ему представилось, что она ушла на пляж со своими ровесниками, плещется в море, а потом валяется на золотом песке. И он понял, что примитивно ревнует. Он почти до конца придумал эту сценку на пляже, когда услышал знакомое шлепанье босых ног. Элий хотел подняться ей навстречу, но не успел — она налетела маленьким ураганом и повалила его на ложе..

— Как здорово, что ты здесь! — воскликнула Летти.

— По-моему, тебя не обучали хорошим манерам, — его голос прозвучал чуть более сурово, чем хотелось самому, — ненароком она толкнула его в больной бок.

— Здесь Лазурный берег! На побережье можно наплевать на все манеры и правила, на все-все… И мы с тобой можем общаться без всяких условностей, вот так запросто.

Она погладила его по руке, и одно ее прикосновение возбудило его.

Разумеется, это не любовь, это легкое опьянение, но как приятно быть опьяненным!

Голова кружится, беспричинно весело, чувствуешь себя мальчишкой.

— Ты здесь с бабушкой? — спросил он.

— Нет, одна, то есть… — она смутилась. — Со мной… опекун.

Нет, нет, надо все это прекратить. Она совсем ребенок. В ее возрасте девчонки влюбляются до безумия…

— У меня к тебе просьба, Летти. Ты не могла бы выйти на улицу, — он старался говорить серьезным деловым тоном, но против воли его губы расползались в улыбке. — Наверняка на ближайшем перекрестке есть лоток с вестниками. Возьми для меня все последние номера «Акта диурны», начиная с седьмого дня до Ид июля.

— Это невозможно… — Летти смутилась еще больше. — Мне… я… Опекун запрещает мне покидать сад. Он… он боится за меня. И я тоже боюсь!

Она обвила его голову руками и прижалась щекой к его щеке. От тепла ее кожи у него перехватило дыхание. Что она делает?! Этого еще не хватало!

— Я так боюсь, — прошептала Летти, — что они найдут меня и убьют.

— Кто найдет?

— Палачи. Меня приговорили к смерти. Ее невнятный и жаркий шепот походил на бред. Но Элий не в силах был разомкнуть ее руки. Ему хотелось лежать вот так, и ощущать теплоту ее кожи и дыхания, и чувствовать упругость маленьких полудетских грудей. Он слышал, как отчаянно бьется ее сердце.

— Тебя не могли осудить на смерть, — попытался возразить он.

— Меня приговорили. И, когда найдут, исполнят приговор…

— Я не слышал, чтобы какую-нибудь девушку приговорили к смертной казни в последний год. Полагаю, такой случай запомнился бы.

— Это был тайный суд. О нем никто не знает.

— Ну хорошо, пусть так! — После подпольной гладиаторской арены Элий не удивился бы, обнаружив еще и пару-тройку подпольных судилищ. — Но за что тебе грозит смерть? Ты убила кого-нибудь? Нет? В твоем возрасте можно получить смертный приговор лишь за убийство, совершенное с особой жестокостью. За несколько убийств. Или за убийство должностного лица. Поверь мне, я знаю право.

— А за государственную измену? Элий на мгновение прикрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти страницы кодекса.

— Да, можно, но доказать измену в мирное время очень трудно.

Особенно по отношению к молоденькой девушке, которая не имела доступа к государственным тайнам. Любой адвокат после первого слушания добьется прекращения дела.

— Но я ее открыла, — прошептала она.

— Что — открыла? — не понял он.

— Я открыла тайну и совершила государственную измену, — она смотрела на Элия полными ужаса глазами.

Ее слова казались одновременно правдивыми и бредовыми. Он верил и не верил ей. Но страх ее был неподделен. Она вся дрожала. Она боялась необыкновенно.

— Теперь палачи найдут меня и казнят, — повторяла она как в бреду и вновь прижималась к нему, ища защиты.

— Послушай…

— Нет, не перебивай меня! — она схватила его за руку. — Ты наверняка знаешь, что казнить девственниц в Риме запрещено. И прежде, чем казнить, палач изнасилует меня. — Элий хотел опровергнуть ее безумный домысел, но не смог, сообразив, что этого древнего закона никто не отменял. — Я боюсь этого больше, чем смерти… Я умру… пусть… раз я совершила такое… но не хочу, чтобы надо мной надругались. Вспомни дочь Сеяна. Я представила себя на ее месте. Этот закон якобы охраняет жизнь детей и молоденьких девушек. Но это вранье. Если кого-то надо убить, его все равно убьют. Только еще сделают… такое.

— Летти, я не допущу… Я завтра же… Но она не дала ему договорить и зажала рот ладошкой.

— Элий, ты должен для меня это сделать.

— Да, моя девочка, все сделаю, я добьюсь пересмотра дела.

Она отрицательно покачала головой.

— Ты должен сделать меня женщиной. Тогда палач сможет казнить меня, но не обесчестить.

— Летти, что за глупости ты говоришь! Ему хотелось наорать на нее и отшлепать, как капризного ребенка, который довел бедного педагога до белого каления, но не получилось. Он ей верил. Она говорила правду.

— Это не глупость. Я люблю тебя уже два года. И мне будет хорошо с тобой. И тогда я не буду бояться смерти.

Ее убежденность походила на исступление. Что бы он ни говорил, она упрямо твердила о смерти и о суровом приговоре. Она повторяла, что видит своего палача — он маленького роста, с короткой шеей, у него низкий лоб и приплюснутый нос. А изо рта невыносимо воняет. И еще — у него нет глаз. То есть органы зрения есть.

А глаз нет. Пустота. Ничто. Пропасть. Смерть. Описание палача поразило Элия. Ему стало казаться, что он и сам видел этого человека когда-то. Возможно, в карцере, посещая кого-то из заключенных, чтобы помочь с апелляцией. Рассказ о палаче нельзя было опровергнуть никакими доводами. Палач существовал и неумолимо приближался к своей жертве.

— Я так хочу… исполни мое желание, — шептала она. — Ведь ты исполнитель желаний. Ты не можешь отказать…