Читать книгу - "Могусюмка и Гурьяныч - Николай Задорнов"

— Говорят, что какой-то грамотный по-русски башкир, бывший солдат, участник Севастопольской кампании, испортил турецкому там или этому хивинскому святому все дело, — заметил Керженцев. — Присягу, сказал, принимали!

— Не в присяге здесь дело, а глубже. В самой жизни народов. Вот вам примеры: Могусюмка и Гурьяныч. А в прошлом: Пугачев и Салаватка.

— Молчи, пожалуйста, — одернула мужа Евгения Дмитриевна, видя, что идут мимо дома, в котором остановился Дрозд.

— Говорят, и муллы были против заговора. Они теперь всюду разослали проповедников объяснить, что этот Рахимбай — обманщик, — продолжал Пастухов.

— Но, между прочим, киргизская степь волнуется, — отозвался Керженцев.

— Магометане верят крепко! — заметил Булавин, как бы предваряя собеседников особенно не обольщаться. — Среди башкир есть люди очень грамотные. По-арабски. А есть по-русски образованные. А вот Могусюмка сокрушался, что у них грамоты своей нет. В школах по башкирски не учат. Одно слово, что башкирские школы, а читают и пишут по-арабски и по-турецки. А Могусюм придумал писать башкирские слова русскими буквами. Если бы обучить его с детства, был бы первый грамотей.

Захар проводил гостей до плотины.

— Население тут поголовно в дружбе с башкирами, — сказал Пастухов, оставшись с Керженцевым.

Черная фигура Захара еще виднелась далеко на снегу.

— Как вам этот купец нравится? Что он нам сегодня за столом выложил! Капитан, знаете, уж сказал мне потихоньку: мол, угощает, а сам такое говорит, что хоть хватай его вместе с Могусюмом.

— И у башкир, конечно, есть доверие к заводским. Он прав. Он тут все знает. И это при разнице вероисповеданий и всех предрассудках...

— Альянс?

— Да, нечто вроде интернационала.

— У башкир по-арабски, у русских по-французски, а своей грамоте тоже не бог весть, как обучены, — рассуждал Керженцев.

Утром Керженцев стал говорить, как хороша Булавина.

— Да вы уж не влюбились ли в неё? — спросил его Маневич.

— Может быть...

Жандармскому офицеру Дрозду давно не нравились высказывания Керженцева, и он тут решил дать бой.

— Как же это вы, семеновец, гвардеец, аристократ, — сказал он с насмешкой, — плюнули на привычки среды и влюбились в купчиху. Вы исключение!

Керженцев вспыхнул. Он давно заметил, что жандарм мнит себя большим знатоком светских обычаев и, кажется, из кожи лезет вон, желая казаться аристократом, и берется судить о том, чего не знает. Обычно деликатный, Алексей на этот раз решил поставить его на место.

— Во-первых, для меня она не «купчиха», а женщина! — ответил он. — Она жена купца, но прежде всего женщина! Мы не жалеем и не бережем своих русских женщин. В народе у нас хамское к ним отношение, а в «обществе», особенно в «аристократическом», — подчеркнул Керженцев, — там и подавно... Об этом ужасном положении русской женщины не я один говорю. Но сейчас не об этом. Так вот, если бы я был выскочкой, который желает в аристократы, я бы, конечно, отвернул нос... Но, поверьте, я люблю её, как человека из народа, она заслуживает любви... Мы мало любим наших русских женщин.

— Ха-ха-ха!.. — отозвался Дрозд.

— Кажется, у вас игривые мысли, — снисходительно улыбнулся Керженцев и прекратил разговор.

Он обидел Дрозда этой снисходительной улыбкой сильней, чем мог бы это сделать самым ужасным оскорблением.

— Увлекающийся человек, — сказал жандарму капитан Верхоленцев про Керженцева, когда тот, надев шинель и перчатки, уехал в горы на прогулку. — Ему ведь только кажется все, а он славнецкий малый! Безумец!..

— Да, он легкомысленный... Порхает себе от мысли к мысли... — приложив руку к виску и слегка перебравши пальцами, сказал худой и рослый Дрозд.

— Он увлекающийся, но из него выйдет толк, поверьте мне, — сказал поляк.

В понятиях Дрозда не умещалось, как это человек может пренебрегать своим аристократизмом. Вообще он не считал Керженцева реальным человеком. Это насмешка какая-то, а не личность. К тому же он не мог простить ему упрека в «профессиональной тщательности» и решил за ним понаблюдать. Он знал, что «понаблюдать» — это больше, чем оскорбить, припугнуть, наказать. «Очень опасно, милый аристократ, ссориться с жандармом!..»

А Керженцев возвратился с поездки веселый; видел там какую-то редкую птицу и рассказывал, захлебываясь от восторга. Про размоловку с Дроздом он сказал капитану:

— Что он толкует! Да мало ли писателей-народовольцев дало русское дворянство. Кто создал нашу музыку? Кто создал народное искусство? Этот парвеню, дрянь, воротит нос от народа. Вот болван! Знал ли он о той любви, что питал к народу Пушкин — аристократ по рождению...

Офицеры стали почти ежедневно бывать у Булавиных. Захар научился играть в преферанс. Он послал Санку на кордон к Трофиму, чтобы тот искал берлогу. Приехали Трофим и Санка, оба в снегу, с ружьями, собаками, озабоченные. Берлога была найдена.