Читать книгу - "Василий Львович Пушкин - Наталья Михайлова"

«И отчего дуракам можно быть вместе? Посмотри на членов Беседы: как лошади, всегда все в одной конюшне, и если оставят конюшню, так цугом или четвернею заложены вместе. По чести, мне завидно на них глядя, и я, как осел, завидую этим лошадям. Когда заживем и мы по-братски: и душа в душу и рука в руку? Я вздыхаю и тоскую по будущему»^[433].

Будущее, о котором тосковал П. А. Вяземский, началось 14 октября 1815 года, через 20 дней после премьеры комедии А. А. Шаховского. В петербургском доме С. С. Уварова собрались В. А. Жуковский, Д. Н. Блудов, Д. В. Дашков, С. П. Жихарев, А. И. Тургенев и, разумеется, хозяин дома С. С. Уваров.

«В одно утро несколько человек получили циркулярное приглашение Уварова пожаловать к нему на вечер 14 октября. В ярко освещенной комнате, где помещалась его библиотека, нашли они длинный стол, на котором стояла большая чернильница, лежали перья и бумага; он обставлен был стульями и казался приготовленным для открытия присутствия, — вспоминал Ф. Ф. Вигель. — Хозяин занял место председателя и в краткой речи, хорошо по-русски написанной, осуществляя мысль Блудова, предложил заседающим составить из себя небольшое общество Арзамасских безвестных литераторов. Изобретательный гений Жуковского по части юмористической вмиг пробудился; одним взглядом увидел он длинный ряд веселых вечеров, нескончаемую нить умных и пристойных проказ. От узаконений, новому обществу им предлагаемых, все помирали со смеху: единогласно избран он секретарем его»^[434].

Так возникло общество «Арзамас», которое позже состояло из двадцати членов. Среди них оказались и поэты — А. С. Пушкин, П. А. Вяземский, К. Н. Батюшков, А. Ф. Воейков, Д. В. Давыдов, и молодые вольнодумцы — брат А. И. Тургенева Николай, М. Ф. Орлов, Н. М. Муравьев.

Изначально «Арзамас» был создан для борьбы с «Беседой», противостоял «Беседе», пародировал «Беседу».

«Беседа любителей русского слова» под началом А. С. Шишкова собиралась в доме Г. Р. Державина на Фонтанке близ Измайловского моста. В торжественную залу этого дома-дворца съезжались убеленные благородными сединами в орденах и лентах важные сановники. Дамы являлись на заседания в бальных платьях.

«Арзамас» декларативно отказывался от официоза и чинопочитания. Заседания общества безвестных людей могли быть в «чертоге, хижине, колеснице, салазках»: где собирались арзамасцы, там и был «Арзамас». Громким именам, титулам, чинам беседчиков противостояли прозвища, взятые из осмеянных А. А. Шаховским баллад В. А. Жуковского: С. С. Уваров — Старушка, Д. Н. Блудов — Кассандра, Д. В. Дашков — Чу, Ф. Ф. Вигель — Ивиков Журавль, С. П. Жихарев — Громовой, Д. П. Северин — Резвый Кот, А. И. Тургенев — Эолова Арфа, П. А. Вяземский — Асмодей, К. Н. Батюшков — Ахилл, А. С. Пушкин — Сверчок, Д. В. Давыдов — Армянин, А. Ф. Воейков — Дымная Печурка или Две Огромные Руки, сам В. А. Жуковский — Светлана. Принципиален был дух «арзамасского» равенства. Президент избирался не навсегда, но на каждое заседание. Разве что секретарь Светлана был бессменным. И еще — президент облачался в красный колпак, напоминающий о Великой французской революции с ее лозунгом «Свобода, равенство, братство». Скуке, царившей среди беседчиков, было не место среди арзамасцев, которых отличали неподдельная веселость и остроумие. В. А. Жуковский, переживший личную трагедию (его разлучили с любимой Машей Протасовой), поэт, во многом трагический, сочинял и веселые стихи, был неистощим на выдумки и шутки. Разочарованный К. Н. Батюшков тоже умел шутить и веселиться (вспомним хотя бы его «Видение на брегах Леты»), Про П. А. Вяземского и говорить нечего — А. С. Пушкин не зря назвал его «язвительным поэтом, остряком замысловатым». Веселый дар А. С. Пушкина дал о себе знать уже в Лицее. Впрочем, о веселых заседаниях «Арзамаса» можно судить по составленным В. А. Жуковским протоколам, к которым мы еще будем обращаться. А как забавен был ритуал отпевания живых покойников — беседчиков. Арзамасцы пародировали традицию Французской академии: избранный академик произносил похвальное слово в честь своего умершего предшественника. Но коль скоро арзамасцы бессмертны, то они брали на прокат членов «Беседы», вроде бы живых, но для литературы давно покойных. Вступающий в «Арзамас» выбирал из писателей «Беседы» героя своего похвального слова, в которое с поистине убийственной иронией включал цитаты и реминисценции из творений литературных противников. Правда, сегодня, чтобы улыбнуться «арзамасским» речам, чтобы посмеяться «арзамасским» шуткам, надо эти творения хорошо знать (большинство из них действительно давно канули в реку забвения Лету).

Разумеется, «Арзамас» не сводится только к шуткам, пародиям. В пародийной форме карамзинисты продолжали утверждать просвещение и вкус, выступать за новый литературный язык, легкий стиль, решать творческие задачи. К тому же на заседаниях «Арзамаса» обсуждались новые произведения самих арзамасцев — а что может быть важнее дружеской критики. Так что, шутки — шутками, а дело — делом. Даже арзамасский гусь не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Но о гусе надо сказать особо.

И в Петербурге, и в Москве лакомились на Рождество очень крупными и очень вкусными арзамасскими гусями.

Их пешком гнали из Арзамаса в обе столицы. А чтобы лапы не стирались, обували в маленькие лапти или же обмакивали лапы в деготь, а потом ставили на песок, песчинки прилипали, вот и шли они в дальний путь в сапожках украшать собой рождественское застолье. И арзамасское застолье украшал зажаренный гусь. Пожирание дымящегося гуся стало торжественным ритуалом. Ежели почему-либо гуся за ужином не было, то «желудки их превосходительств были наполнены тоскою по отчизне»^[435]. Но, как правило, ужин, заключавший каждое заседание «Арзамаса», «был освящен присутствием гуся» и собравшиеся принимали «с восхищением своего жареного соотечественника». Провинившийся «арзамасец» за ужином лишался «своего участка гуся». Вновь принятого в «Арзамас» «президент благословляет… лапкою гуся, нарочно очищенного для сего, и дарит его сею лапкою»^[436]. Возрожденный «арзамасец», «поднявши голову, с гордостью гуся… проходит три раза взад и вперед по горнице, а члены между тем восклицают торжественно: экой гусь!»^[437] Арзамасцы называли себя гусями, а почетных членов — почетными гусями. Славу «Арзамаса» умножали такие «почетные гуси», как Н. М. Карамзин, Ю. А. Нелединский-Мелецкий, Михаил Александрович Салтыков (его, в будущем тестя А. А. Дельвига, А. С. Пушкин назовет «почтенным, умнейшим Арзамасцем»), граф Иван Антонович Каподистрия, который в 1816–1822 годах возглавлял Коллегию иностранных дел.

Нет, конечно же не зря величественный гусь красовался на печати «Арзамаса». И если гуси спасли Рим, то почему бы арзамасским гусям, приходившим в Первопрестольную Москву — Третий Рим, не спасти от литературных староверов русскую литературу? И еще: гусь — это эмблема, символическое значение которой раскрыто в книге «Эмблемы и символы», изданной впервые в 1705 году по указу Петра I и много раз переиздававшейся. «Гусь, пасущийся травою» означает «Умру, либо получу желаемое»^[438]. Так, арзамасский гусь символически выражал намерение арзамасцев либо умереть, либо победить беседчиков.