Читать книгу - "Великий раскол - Даниил Мордовцев"

Гриць Брюховецкий, по-видимому что-то вспомнив, стремглав кинулся от других сверстников к «Ляле» и остановился перед нею как вкопанный в робкой нерешительности.

– Вы що, паниченьку? – ласково спросила «Ляля».

Мальчик переминался, уткнув нос в свою красную стричечку и порывисто теребя ее руками.

– Що, паниченьку любый? Що, Грицю? – еще ласковее спросила девушка.

– А «Шума», Лялю, можно? – нерешительно спросил мальчик.

– «Шума»? Можно, паничу.

Мальчик радостно поднял голову, и личико его засветилось.

– А я Шумом буду, Лялюсю? – бросился ей на шею мальчик.

– Добре, добре, паниченьку, – ласкала его девушка. – А мама, пани-мама здозволять?

– Мама ничого… Мамо! Мамо! – и Гриць бросился к матери. – Мамо, мамуню! Я буду Шумом, Ляля сказала, – звенел Гриць, вешаясь на шею матери.

– Шумом? Ах, сынок мой! Ах, Гришуточка! Да ты упадешь, – ласково, но нерешительно защищалась Оленушка, которая уж знала, что такое быть «Шумом». – Я боюсь, сынок…

– Ах, мамо! Яко бо ты московка! – настаивал мальчик. – Я не впаду… я вже був Шумом…

– Ну-ну, добро, добро, только не упади…

Гриць опять кинулся к «Ляле», поцеловав по дороге Цяцю, пани Дорошенкову.

– Мама сказала, можно, я не впаду…

– Ну, добре… Дивчаточка, – обратилась «Ляля» к подругам, – будемо грати «Шума».

– «Шума»! «Шума»! – подхватили десятки голосов.

Гриць сел на траву и тут же стал снимать с себя красные сапожки, торопясь и весь краснея от волнения и радости.

Между тем девчата, взявшись за руки одна другой, растянулись длинною цветною лентою по зеленой лужайке: это была действительно лента, «стричка», из веселых, молодых, улыбающихся лиц, из русых и преимущественно черных головок, украшенных разноцветными с киндячками, из таких же разноцветных, ярких плахт, запасок, сподниц и всех цветов черевичек. Один конец этой живой ленты стал плавно заворачиваться и, пробегая мимо тех девчат, которые, продолжая держать друг дружку за руки, стояли на месте, скользили, как под гирлянду, под приподнятые руки двух крайних девушек. Когда вся живая лента играющих проскользнула под такую же гирлянду из шитых рукавов последней пары, эта парочка также обернулась под своими руками, и дальнейшее движение играющих представляло уже «плетение плетня», где вместо лозы и хворосту перевивались и скрещивались руками смеющиеся молодые существа… А «татарочка», а за нею и вся вереница звенели новою песенкой: