Читать книгу - "Падение Берлина. 1945 - Энтони Бивор"

Командиры частей и соединений, действующих в составе англо-американских войск, мало что знали о положении дел на Восточном фронте. Они не представляли, насколько страстно немцы желают пустить их в Берлин еще до того, как туда войдет Красная Армия. "Солдаты и офицеры, — отмечал полковник ОКХ де Мезьер, — полагали, что лучше быть разбитыми силами западных союзников. Истощенные части вермахта сражались лишь потому, что хотели оставить русским как можно меньше территории для оккупации"[511]. Командующий 9-й армией Симпсон и подчиненные ему командиры соединений инстинктивно понимали ситуацию лучше, чем сам главнокомандующий. По их мнению, на пути к Берлину, который теперь находился от них менее чем в ста километрах, союзные войска встретят лишь очаги сопротивления немецких частей. Но даже эти очаги можно будет легко обойти.

К тому времени 83-я пехотная дивизия уже успела навести переправу через Эльбу. В ночь на субботу 14 апреля первые подразделения 2-й моторизованной дивизии стали переправляться на другой берег. Количество американских сил на захваченном плацдарме быстро увеличивалось. Он простирался теперь до самого Цербста. Американцы пребывали в сильном возбуждении. Они с нетерпением ожидали приказа двигаться дальше. Однако утром в воскресенье, 15 апреля, генерал Симпсон был вызван в штаб генерала Брэдли, находящийся в Висбадене. Брэдли встретил командующего 9-й армией прямо на аэродроме. После того как два офицера пожали друг другу руки, Брэдли без всякого предисловия объявил, что армия Симпсона должна оставаться на Эльбе. Любое дальнейшее продвижение в направлении Берлина запрещалось.

" — Какого черта! Кто вам это сказал? — спросил Симпсон.

— Айк (Дуайт Эйзенхауэр. — Примеч. ред.), — ответил Брэдли"[512].

Ошарашенный и расстроенный, Симпсон вылетел обратно в штаб 9-й армии и по пути долго соображал, как все это преподнести подчиненным ему офицерам.

Приказ стоять на реке Эльбе практически совпал по времени со смертью президента Рузвельта. Оба события нанесли большой удар по моральному состоянию американской армии. Рузвельт умер 12 апреля, но новость об этом пришла в войска только на следующий день. Геббельс пребывал в экстазе. Вернувшись с участка фронта под Кюстрином, он сразу же позвонил Гитлеру. "Мой фюрер, я поздравляю вас! — произнес в трубку министр пропаганды. Рузвельт мертв. Звезды указывали на то, что вторая половина апреля будет для нас поворотным пунктом. Сегодня тринадцатое апреля. Это поворотный пункт!"[513]

Всего за несколько дней до этого события Геббельс прочитал Гитлеру отрывок из "Истории Фридриха II Прусского". Он явно желал вывести фюрера из депрессии. В книге был отрывок, посвященный тому, как терпящий поражение в Семилетней войне Фридрих Великий уже готовился принять яд. Но неожиданно пришло известие о смерти русской императрицы Елизаветы. После строчек о том, что "произошло чудо и спасло династию Бранденбургов", глаза Гитлера наполнились слезами. Геббельс не верил в астрологические прогнозы, но был готов испробовать все, чтобы поддержать ослабевший дух своего фюрера, внушить ему оптимистическое настроение. Стену бункера рейхсканцелярии теперь украшал огромный портрет Фридриха Великого, который сюда специально принесли ради фюрера. 14 апреля Гитлер издал приказ по войскам, в котором говорилось: "Теперь, когда с лица земли исчез один из величайших преступников всех времен, наступил решающий поворот во всей войне"[514].

С именем Фридриха Великого было связано еще одно событие, но Гитлер предпочитал умалчивать об этом. Во время ночного рейда авиация союзников разбомбила Потсдам. (В этом городе находилась одна из резиденций прусских королей. — Примеч. ред.) Один из членов гитлерюгенда, прятавшийся в подвале, с изумлением наблюдал, как рушится стена большого дома. Она напоминала ему поврежденный корабль, быстро уходящий под воду[515]. Бомбежка уничтожила большую часть старого города, включая гарнизонную церковь — духовное прибежище прусской военной касты и аристократии. Урсула фон Кардорф расплакалась прямо на улице, когда узнала об этой потере. Она записала в дневнике, что "вместе с церковью рухнул и весь мир"[516].

Однако лишь немногие немецкие офицеры были готовы в то время признать, что они также несут ответственность за все преступления режима, поскольку оказывали Гитлеру поддержку. Разговоры о чести германского офицера вряд ли могли вызвать симпатии даже у самых рассудительных противников вермахта. О какой чести можно было говорить, когда в освобожденных союзниками концлагерях открывались страшные картины преступлений гитлеровского режима? Того самого режима, за который и воевали немецкие офицеры