Читать книгу - "Бенито Муссолини - Кристофер Хибберт"

Было уже темно, когда самолет приземлился в аэропорту Асперн в Вене. Муссолини вышел, выглядел он крайне утомленным. Когда дуче приехал в отель «Континенталь», где для него был приготовлен номер, Гитлер позвонил, чтобы поздравить его с освобождением, но он не был расположен к разговору. Он коротко поблагодарил фюрера. «Я устал, — сказал он. — Очень устал. Мне нужно отдохнуть».

Однако явная забота Гитлера о его благополучии и выражение фюрером радостного удовольствия подействовали ободряюще, и когда спустя некоторое время Скорцени принес пижаму, в числе прочего приготовленную для него группенфюрером Кермером, шефом СС в Вене, он отказался надеть ее очень весело. «Спать в одежде вредно для здоровья», — сказал он и улыбнулся с выражением похотливости, которое навело Скорцени на мысль о «богатом жизненном опыте дуче». «Я никогда ночью ничего не надеваю и советовал бы Вам делать то же самое».

Утром Муссолини выглядел явно посвежевшим. Он был уже побрит и принимал бесчисленных посетителей. На него сильно подействовали взволнованные поздравления, угодливые изъявления уважения, подчеркнутый энтузиазм. Он уже не выражал желания уединиться в Рокка-делле-Каминате, а рассуждал о будущем фашизма и необходимости превратить его в республиканскую партию.

«Я совершил одну большую ошибку, — сказал он, — за которую мне пришлось расплачиваться. Я никогда не знал, что итальянский королевский дом был и остается моим врагом. Мне следовало сделать Италию республикой уже после завершения абиссинской кампании». И снова Скорцени видел перед собой человека решительного и уверенного в будущем.

13 сентября днем он вылетел из Вены в Мюнхен, где в аэропорту его встретили Рашель и дети. Рашель была поражена его мертвенной бледностью. Но он подошел к ней, «заговорив в своей обычной оживленной манере», и, когда она спросила, что он теперь собирается делать, дуче сразу же заговорил о своих планах на будущее. «Я ни в коем случае не откажусь от своих намерений и сделаю все, что еще можно сделать для спасения итальянского народа», — сказал он. Он говорил очень быстро, как будто опасаясь, — подумала Рашель, что она его перебьет или станет возражать. Они вместе отправились из аэропорта на Карлплац, где для него был приготовлен номер. Апартаменты оказались настолько роскошными, что он отказался спать в спальне и провел ночь в более скромной комнате, предназначавшейся для Рашели. Однако принять ванну он все же согласился. Это было ему необходимо, сказала Рашель. «Носки прилипли к его ногам».

Утром следующего дня его посетила Эдда. Это была трудная встреча, поскольку и Галеаццо тоже был в Мюнхене. С помощью немцев и вопреки распоряжениям маршала Бадольо он уехал из Рима с Эддой и детьми 23 августа. Он пытался получить у немцев визу в Испанию или Южную Америку, и после долгих ожиданий визу выдали с тем условием, что он поедет через Мюнхен. Но немцы, и в частности Риббентроп, чья неприязнь перешла в ненависть, не желали выпустить его из рук. Сам Чиано, казалось, не осознавал до конца всей враждебности отношения к нему, и выехал в Германию без лишних опасений. Филиппо Анфузо, его бывший личный секретарь, рассказал, как он предостерегал Чиано от поездки в Германию. Чиано был в отчаянии и плакал. «Муссолини великий человек, — говорил он. — Настоящий гений». Зять не сомневался, что он будет прощен. Но по приезде в Мюнхен возникли осложнения, воспрепятствовавшие дальнейшей поездке. За ним и Эддой внимательно следило гестапо, и теперь их люди ждали в коридоре рядом с комнатой Муссолини, пока между дуче и графиней Чиано шел разговор.

Эдда просила отца принять Галеаццо. Он объяснит все свои поступки, сказала она. Но, под влиянием Рашель, Муссолини отказался встречаться с зятем. Позднее, однако, он уступил и пообещал принять его через несколько дней. Но отношения его супруги ничто не могло изменить. «Я его ненавижу, — повторяла она с романской страстностью и непоколебимостью. — Я убила бы его».

Прежде чем эта встреча состоялась, Муссолини отвезли из Мюнхена в Восточную Пруссию для встречи с Гитлером в его ставке. И здесь, в состоявшейся между ними беседе, судьба Чиано была решена навсегда.