Читать книгу - "Катарина, павлин и иезуит - Драго Янчар"

Симон подошел к воротам монастыря только вечером. Дорога и площадка перед зданием были заполнены лошадьми, пушками, подводами, а солдат и офицерского сопровождения не было видно. Несколько караульных топтались около пушек, у входа собралась группа вооруженных солдат. Какая-то бабенка с растрепанными волосами выскочила из повозки и, словно фурия, помчалась к входу, будто опаздывала к чему-то важному. Караульные у ворот монастыря ее остановили и обступили. Они предложили ей вина, она сделала несколько глотков и быстро рас правила примятые после позднего вечернего сна волосы и платье, один из солдат, смеясь, закричал, что вход здесь платный, потом воскликнул:

– Ты не решишься!

Но она решилась. Сначала она слегка приподняла подол, потом обернулась спиной, наклонилась и задрала его, блеснуло что-то белое, нижняя юбка. – Выше, – закричали солдаты, – выше! – Она задрала подол до пояса, так что сверкнула кожа на округлостях, и она шлепнула себя ладонью по заду.

– Свиньи, – закричала она, – получите от моего офицера кнутом по вашим крестьянским задницам.

Бурный смех сопровождал ее, пока она вбегала в ворота. Симон переждал, чтобы веселое происшествие закончилось, затем с каким-то неприятным чувством пошел следом за женщиной.

Караульные, смотревшие вдогонку бежавшей женщине, не обратили на него внимания. Он уже почти прошел мимо них, когда к нему обернулся коренастый гренадер.

– Эй, ты, – закричал он, – здесь у нас охрана.

Симон пытался пройти дальше, не говоря ни слова, но тот снял с плеча длинное ружье с насаженным на него штыком и острие этого опасного оружия приставил Симону к груди.

– Я здесь живу, – сказал Симон, – дайте мне пройти.

– Тут живешь, – проговорил коренастый, – а что у тебя на голове?

Симону показалось глупым что-то объяснять, было непонятно, чего от него хочет этот усатый человек.

– Должен быть капюшон, – сказал он. – У тех, что здесь живут, на головах капюшоны или шляпы, кивера, соответствующие военной форме. У тебя нет ни того, ни другого. И даже юбки нет, чтобы мы могли пустить тебя к офицерам.

Остальные караульные засмеялись.

– Может, он идет к мессе, – сказал один из них.

– Месса уже давно кончилась, опоздал ты, братец.

Месса уже давно кончилась, со двора доносились восклицания в честь Марии Терезии, в воротах видны были костры, пахло жареным мясом.

– Никакой я тебе не братец, – сказал Симон. – Я – схоластик из Любляны, держу путь в Кельморайн, здесь почую со своей госпожой, и вы немедленно должны меня пропустить.

– Он схоластик, – сказал усатый гренадер и опустил ружье, корчась от смеха, – взгляните на него, на схоластика. И в монастыре ночует со своей госпожой.

Остальные тоже весело рассмеялись.

– Каждая госпожа, – закричал тот, кто хотел позабавиться, – каждая госпожа в этом доме ночует со своим офицером.

У Симона потемнело в глазах. Он схватился за это длинное ружье и вырвал его у солдата из рук. Тот перестал смеяться, глаза у него выкатились из орбит, такого он не ожидал. Он был начальником караула, и вдруг у него какой-то смешной странник – как это? схоластик? – неожиданно, пока он смеялся, выхватил ружье из рук, и это перед лицом его подчиненных.

– Отдай ружье, – сказал он, – верни мне ружье.

Симон не знал, что ему делать с этой палкой, он покрутил ее в руках, а потом со злостью швырнул так, что она, пролетев высокой дугой, шлепнулась в грязь. Гренадер смотрел, как его ружье летит по воздуху, самый большой позор для военного – потерять оружие, и гренадер был просто взбешен. Он толкнул Симона обеими руками в грудь, так что тот чуть не упал. На него обрушились удары многочисленных рук, из глаз посыпались искры от опустившегося ему на голову ружейного приклада – удар пришелся по темени; солдаты повалили его на землю. – Нападение на караул, нападение на караул! – кричал коренастый усач. Он побежал за своим ружьем, споткнулся и упал. Тут же вскочил, от бешенства глазища у него совсем вылезли из орбит, ибо он понял, что падение это еще больше унизило его в глазах подчиненных, просто смешало с грязью.

– Свяжите его, свяжите!

Кто-то побежал к телегам за веревкой. Связали его быстро, словно сноп соломы.

– Теперь ты узнаешь, теперь ты узнаешь, – сопел коренастый, затягивая веревку у Симона на запястьях, так что кожа их совсем посинела, – узнаешь, что значит нападать на караул, нападать на армию.

Он схватил Симона за волосы и, приподняв, прислонил к стене.

– Держите его, – сказал он и побежал на монастырский двор. Кто-то приставил штык Симону к груди, остальные стояли полукругом и глядели на него, словно на какую-то опасную прусскую зверюгу, попавшую к ним в ловушку.

Прошло достаточно времени, прежде чем плечистый усач вернулся. С ним было несколько краснолицых офицеров, всем им уже вино ударило в голову, и все они после мессы были в прекрасном настроении.

Одного из них Симон сразу же узнал. Это был он, знакомый Катарины, может быть, ее друг, тот, с кем он повстречался на каком-то мосту.

– Ишь ты, ишь ты, кто у нас тут, – сказал капитан Виндиш.

– Может, это прусский шпион, – предположил один из офицеров, находившихся в прекрасном настроении.

– Говорит, что он схоластик из Любляны, – сказал караульный. – Говорит, что ищет какую-то госпожу из Крайны, что оба они паломники.

– Так кто же ты? – спросил Виндиш, – Схоластик, паломник или шпион? Не хочешь отвечать? Тогда я скажу, кто ты.

Он обернулся к офицерам и сказал:

– Ты – баран, валух.

Офицеры и солдаты засмеялись.

– Этого барана я уже однажды чуть не сбросил в реку.

Он подошел к Симону и посмотрел ему в глаза.

– Помнишь, валух?

– Впустите меня в монастырь, чтоб я мог взять свои вещи, и мы с Катариной уйдем отсюда.

– Ах, с Катариной? – Виндиш хрипло рассмеялся, – С Катариной, дочерью Полянеца?

Он обернулся к офицерам и пояснил:

– Катарина – это та красивая дама, что сидит за ужином рядом со мной на почетном месте.

– Ей тут хорошо, – сказал один из офицеров.

– Не правда ли? – усмехнулся Виндиш. – У нее есть все, что пожелает.

Он опять повернулся к Симону.

– Она с тобой не пойдет, – сказал он, – мы направляемся в сторону Кельна, и она пойдет с нами. Это более надежно. И удобно.

Офицеры переглянулись и закивали с серьезным видом.

– Разрешите мне поговорить с пей, – сказал Симон.

– Она не желает с тобой разговаривать, – ответил Виндиш.

– Я буду жаловаться в Любляне и напишу в Вену в генеральный военный комиссариат, – сказал Симон, – я буду жаловаться.