Читать книгу - "Чеслав. Воин древнего рода - Валентин Тарасов"

— А еще кого? — боясь вспугнуть его признания, осторожно спросил Чеслав.

— Хочешь знать, кто отца твоего…

Чеслав утвердительно кивнул. Знать ему сейчас хотелось до неимоверного напряжения, до боли во всем теле. Столько дней мучиться этим неведением, метаться, выслеживать, искать — и вот перед ним тот, кто, возможно, положит конец бесплодным исканиям…

Но Вышата не спешил отвечать. Он неопределенно покачал головой, словно чему-то удивляясь, улыбнулся какой-то неясной улыбкой и, медленно подойдя к дереву, прислонился к нему.

— И про то знаю…

Чеславу показалось, что все вокруг него — деревья, лес, холмы, заходящее солнце, звуки и шумы — почему-то размылось, стало неясным и отдалилось. Остался только он и этот новый Вышата. Почему же тянет юродивый?! Почему молчит, не рассказывает, не говорит, кто убийца?

А Вышата, словно забыв о его существовании, задумчиво смотрел куда-то вдаль. А потом вдруг заговорил, как будто продолжая уже начатый рассказ:

— Туман зачинал стелиться по траве, и он не сразу нашел спящего. А найдя, долго сидел над ним и всматривался в его успокоенное сном лицо… Так внимательно и долго, словно сам окаменел… А затем быстро вскинул руки с ножами, как будто боялся передумать… И на лице его при этом смешались обожание и ненависть. И они, эти страсти ярые, вместе с ножами вошли в грудь Велимира. Так легко!.. А он… Он даже не вскрикнул, только вздрогнул… И перестал дышать…

— Кто это был? — От напряжения у Чеслава пересохло в горле, а рука судорожно сжала нож.

— И то был сын его…

— Ратибор?!!

Вышата медленно покачал головой.

— Нет.

«Но не я же! — мелькнуло в голове Чеслава. — Или… я… Я?!.. Я!.. Нет! Невозможно!.. Или все же… Я?!!»

Неужели Великие наслали на него затмение разума и он, сам того не зная и причин того не ведая, зарезал отца своего?! От мыслей тех Чеслав почувствовал, как его бросило в дрожь, жар, а затем и холод ледяной.

— Вышата! — донеслось до него почему-то издалека.

Чеслав изумленно посмотрел на стоящего перед ним Вышату. Он ли это сказал?

— Ты хочешь сказать, что Вышата…

— Вышата!

— Сын… То есть… ты — сын Велимира?

— Ты сказал эти слова. А я наконец-то их услышал.

Но это какая-то несуразица. Вышата не мог быть сыном его отца. Не мог!

Но именно он убил Велимира! И только что сам сознался в этом!

Нож в руке Чеслава давно готов был к действию. Оставалось только сделать несколько шагов. И не важно, что противник его тоже вооружен. Кровь за кровь! Кровь за кровь!..

Но слова Вышаты, опередив, остановили его:

— Велимир познал мать мою Яру… и любился с ней тайно, а за жену взять не захотел. Уж не знаю отчего… И даже когда узнал, что я у нее забился под сердцем, решения своего не изменил и дитя не признал. Сына, меня, не признал своим! Мать никому не сказала, от кого понесла. Может, из-за того, что любила его преданно? А может, из-за того, что боялась: не будет веры в племени словам ее. Смолчала… А Велимир другую взял, ту, что твоей матерью стала. Я же родился и рос байстрюком, не зная отца своего, крови своей и рода предков. Вылупком безродным! — Лицо Вышаты, до этого бесстрастное, исказилось в гримасе боли и обиды жгучей. — Пока мал был, непонятлив, то и забот про то не ведал, а как подрастать стал, то и почуял, что неладное вокруг меня деется. Взгляды косые, смешки да ухмылки, перешептывания… А уж если напроказничаю по малолетству, то слова обидные да непонятные, как плевки и шипение змеиное. Даже дед по матери, и тот в сердцах хулой обжигал. Мать утешала, говорила, что люди просто по злобе болтают. Только бывало иногда, смотрела она на меня да слезами горькими заливалась, пряча их от меня. А я все одно замечал. А потом я чуть подрос и понял, что у других-то не только матери, но и отцы имеются, да и спросил родительницу про своего. Уж не помню, что она мне первый раз ответила, а вот с тех пор, как вспомнить могу, так молчала в ответ да губы кусала. Видать, нелегко ей было, бедолашной, ох как нелегко с той мукой-позором жить. Да терпение то было не бесконечным. Было, было и иссякло. Разбудила она меня как-то ночью. Целовала и шептала слова нежные да ласковые… И плакала… А под конец призналась, а скорее наказала, чтобы запомнил я хорошенько, что вовсе не безродный я, что отец, породивший меня, Велимир. Я спросонья все то слушал, да мало что понимал, но про отца крепко запомнил, потому как давно о том знать хотел. С тем и заснул. А потру проснулся, кинулся, а матери-то ни в хижине, ни в селении нет. С того времени и сгинула она. Но слова про отца остались-то со мной… — Вышата немного помолчал, губы его скривились в улыбке. Но затем лицо вновь стало спокойным. — До этого я видел Велимира в селении каждый день, и для меня, мальца, он был один среди многих других мужей племени, ничем особенно неприметный. Теперь же я посмотрел на него другими глазами. Он показался мне гораздо красивее, разумнее, сильнее других. Да что там, он стал для меня сродни идолам, да простят меня Великие! Единственным! Отцом! Давно искомым моим родом, кровью! Но отчего же он не обращает на меня, своего сына, никакого внимания? Я нарочно столько раз старался попасться ему на глаза, выделиться среди других мальцов, даже чем-нибудь угодить. Но для него меня словно не существовало. Или он того показывать не хотел. А я же видел, как он при этом пестует сынов своих, тебя и Ратибора, поучает их словом, примером, лаской, а часом и суровостью. А мне хотелось, как же мне хотелось, чтобы хотя бы прутом или палкой отходил меня, но заметил! Однако и этого не мог получить! И тогда я, долго не решаясь, все же сам подошел к нему. И сказал, что знаю про то, что он, Велимир, отец мне… Он долго смотрел на меня и молчал. И я понял, почувствовал, что он знает об этом. Знает, что я, Вышата, сын его!!! — Свободной от ножа рукой Вышата вытер лицо от выступившего пота, хотя жара уже давно спала. — После того долгого молчания, которое мне показалось жгучей пыткой, Велимир сказал, что это вовсе не так. Что я не сын ему и что даже думать об этом не должен. А должен забыть и никогда больше не произносить слов тех! Забыть!.. А я знал, видел, что говорит он неправду, потому как не мог смотреть прямо в глаза мне. Сыну своему! Он ушел, а я, малец неразумный, еще долго не мог двинуться с места, потому как чувствовал, что не могу шагу ступить — земля подо мной шаталась. Почему он не признал меня? Долго я после того провалялся в горячке неистовой. Бабка уж думала, что помру, все понять не могла причины той хвори. Да ничего, выжил, выдюжил, поднялся. Однако думать про то, что Велимир отказался от меня, не перестал! Да и любить его сыновней любовью тоже тогда еще не перестал. Чего я только не передумал, чтобы оправдать его слова и решение! Может, вся причина во мне? Может, я какой-то не такой?.. Сперва мне и самому казалось, что я не такой, как все, как вы с Ратибором, иначе с чего бы это отцу не признать меня, рожденного от его плоти? Уж как я просил Даждьбога нашего указать отцу путь к прозрению! У бабки столько кур передушил и отнес в капище к жертвеннику! Да только тщетно… Велимир только пуще прежнего не замечать да сторониться стал меня. Тогда я… — У Вышаты перехватило дыхание, но он справился. — Тогда я мало-помалу начал притворяться ущербным, чтобы ему совестно было, что я, его порождение, вот таким выродком становлюсь. Думал, что, может, пожалеет!..