Читать книгу - "Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели"

мне в голову. Я схватила телефон и набрала номер приходившей вчера Сибель. Мне ответили, что ее еще нет. Я звонила каждые десять минут, и на четвертый раз она ответила сама. Я истошно закричала:

– Как вы могли? Разве я вам это говорила? Я найму адвоката, я через суд заставлю вас дать опровержение!

Я была в таком бешенстве, что не контролировала ни свой тон, ни слова.

Статья с фотографиями и вынесенными в кавычках цитатами была состряпана так умело, что получалась распутная университетская чиновница, закрутившая роман с пожилым романтичным профессором-скрипачом. То, что я разведена, было подчеркнуто особо.

Наконец среди своих воплей я смогла расслышать голос девушки:

– Простите меня. Вы правы, я тоже очень расстроена. Мне тоже кажется, что надо обратиться в суд.

– Тогда почему вы так со мной поступили? – удивилась я.

– Поверьте, это не я. Я написала все, что вы мне сказали, не больше, не меньше. Мой собственный заголовок был: «Все ложь!»

– Что же тогда произошло?

– Редакция так решила, – она понизила голос. – Я простой корреспондент. Мое дело приносить новости, а как их публикуют, от меня не зависит.

– Но зачем они это сделали? Я никого из них не знаю, неужели никого не интересует правда? Как мне теперь жить после этой статьи?

– Вы правы, поверьте, мне действительно очень жаль. Лучше всего потребуйте опровержения через суд.

Она говорила совсем тихо. Я поверила в ее искренность.

– Простите, что накричала на вас.

– Ничего страшного, я очень хорошо вас понимаю.

Заканчивая звонок, я подпрыгнула от голоса Керема:

– Что случилось, мама? На кого ты кричала?

– Ничего особенного. Проблемы на работе… Пошли, приготовлю тебе завтрак.

Отправив Керема в школу, я позвонила Тарыку и, рассказав, как повела себя редакция, заявила, что мне нужен адвокат. В одиночку мне с этим было не справиться.

Он попросил меня сохранять спокойствие и не паниковать. Он найдет адвоката, к тому же у него в той газете работали друзья. Он попросит их все исправить.

– Потерпи немного. В этой стране самые громкие скандалы забывают спустя неделю. Будь уверена, никто даже не вспомнит.

– Но мои близкие, соседи, коллеги будут помнить. Я не смирюсь с такой несправедливостью.

– Эх, а сколько несправедливости происходит в нашей стране и без этого? Убийц отпускают на свободу, насильники выходят из тюрьмы через два года. Хочешь увидеть несправедливость? Да твой случай еще ничего, поверь.

По его тону было понятно, что он не возражал мне, а старался поддержать, посочувствовать. Но я была не в том состоянии, чтобы слушать.

– Легко рассуждать со стороны. Будь ты на моем месте, ты бы иное говорил.

– И это верно! Но и я правду говорю.

Мы оба замолчали. Потом он продолжил:

– Если хочешь, устроим вместе пресс-конференцию. Я скажу, что ты моя невеста, и я верю, что ты ничего такого не делала. Возьмемся за руки, будем радостно улыбаться на камеру.

– Боже, оставь. Станет еще хуже. Скажут: «Так эта гулящая баба еще и невеста».

– Что ты будешь сегодня делать?

– Поеду в университет. Они начали разбирательство.

– Позвони мне потом, я устрою тебе встречу с адвокатом. Если надо, подадим в суд на университет.

Я и не знала, что этот парень такой хороший. Человек познается в беде. Но меня мучило одно: Тарык думал, что все в статье было ложью, и поэтому считал разумным судиться с университетом. Но свидетели расскажут, как я полуголая залезла с Максом в постель, как мы ужинали вместе, как я провела у него ночь и что мы даже заказывали алкоголь в номер. Я была не виновата, но кто станет слушать…

Надев строгий костюм, я поехала в университет. От таблеток я немного успокоилась и была готова к многозначительным взглядам, смешкам и перешептываниям.

Я сразу пошла в кабинет к генеральному секретарю. На этот раз он не стал смотреть на мою грудь и был крайне серьезен:

– Присаживайтесь, Майя-ханым! Вы поставили университет в очень сложное положение.

– Нет, я все отрицаю. Все публикации ложь, я ничего не делала.

Генеральный секретарь повел меня в кабинет ректора. Я прошла через канцелярию под взглядами сотрудниц с гордо поднятой головой, ни с кем не здороваясь.

Ректор встретил меня очень холодно, в кабинете сидели еще несколько преподавателей.

– Майя-ханым все отрицает, – начал генеральный секретарь, – говорит, что ее оклеветали.

Ректор распорядился позвать Сулеймана. Тот, должно быть, был неподалеку, так как пришел очень быстро. Он вошел, сутулясь, и встал, соединив руки перед собой. На меня он вовсе не смотрел.

– Майя-ханым говорит, что ты лжешь. Расскажи, что видел.

– Ей-богу, да чтоб мне ослепнуть, да Кораном клянусь…

– Хватит причитать, рассказывай, что видел, – резко оборвал его ректор.

– В тот день мы поехали в Шиле еще затемно. Профессор на берегу начал играть на скрипке. Я решил, что он с ума сошел. Потом мы отвели его в мотель, чтобы он не замерз насмерть. Машина сломалась, я поехал в Шиле искать мастера. А когда вернулся часа через три, увидел ее с ним голую в кровати.

Ректор повернулся ко мне:

– Что вы на это скажете?

– Это правда.

Собравшиеся, ожидая, что я начну все отрицать, обомлели.

– Как правда?

– Все, что он говорит, правда.

Они в изумлении переглянулись.

– Значит, вы признаете свою вину!

– Нет, я не виновата.

– Как это?

– Описал он верно, только неправильно понял.

– Так вы легли с профессором Вагнером в постель или нет?

– Легла, но не в том смысле.

– А в каком тогда? Расскажите вашу версию.

– Когда он попросил нас поехать в Шиле, чтобы воскресить старые воспоминания, был самый холодный день года. Вспомните двадцать четвертое февраля. И представьте, насколько холоднее у Черного моря. Профессор долгое время простоял на берегу, и ему грозила верная смерть. Мы посадили его в машину, но она сломалась – ни двигатель не работал, ни печка. Нельзя было оставлять его там. Тогда мы дотащили профессора до мотеля на холме, но там тоже не было отопления. Когда я уложила его в постель и накрыла, он уже посинел, руки окоченели. Я увидела, что он умирает.

Я замолчала, но поняла, что нужно продолжать.

– Чтобы спасти ему жизнь, я легла в кровать и попыталась передать ему свое тепло. И это правда сработало, он выжил. Потом уже мы отвезли его в больницу. Если посмотрите медицинские записи, то убедитесь, что он получил сильное переохлаждение. Я сделала, что должна была, чтобы репутация университета не пострадала из-за скандала, если бы наш гость, профессор из Америки, замерз насмерть. Вот и вся моя вина.

Все смотрели друг на друга, ректор начал рисовать