Читать книгу - "История Франции. Королевская Франция. От Людовика ХI до Генриха IV. 1460-1610 - Эмманюэль Ле Руа Ладюри"

В верхней части фигоновской графической картинки, справа от ветви, изображающей президиальные суды, и, можно сказать, к северо-северо-западу, если и на этот раз использовать аналогию с географической картой, обращает на себя внимание крупная ветвь находящаяся прямо на центральной осевой линии канцлерства. Она изображает «всех прево парижских и провинциальных маршалов», иначе говоря — некое подобие нынешней полиции. Институт, о котором пошла речь, связан с высшими военачальниками — маршалами. В те времена он еще слаб (впрочем, не имеет должной оценки и значение финансов государства). Подъем этого института к полиции современного типа начнется лишь с учреждения в Париже в 1667 году при Людовике XIV, поста генерального директора полиции и назначения на это место знаменитого Ла Рейни. И опять мы констатируем, что полный отход от схемы Фигона совершится только в 60-х годах XVII века — через 82 года после того, как «древо правосудия» было изображено нашим автором.

Перейдя теперь к северо-восточной части изображения, мы снова попадаем в финансовый сектор. Но здесь речь уже не идет о «результате» деятельности государственного аппарата в виде «выхода» его продукции — решений (главным образом судебных), исходивших, как мы могли видеть, из северо-западного угла нашей «карты» в ответ на народную жажду правосудия. На этот раз речь пойдет о денежных «поступлениях», о денежных вливаниях в государственный аппарат, осуществляемых путем взимания налогов и сборов самим этим «аппаратом». Такие «поступления» составляют при этом нечто вроде «взносов», выплачиваемых добровольно или в принудительном порядке налогоплательщиками — большей частью сельскими — на содержание монархии. Подчеркнем для начала то обстоятельство, что в 70-е годы XVI века канцлерство оказывает очень большое влияние на финансовые отрасли административного аппарата. Оно потеряет свои возможности надзора за ними лишь столетием позже — в эпоху Кольбера, уступив их генеральному контролеру финансов. В этом отношении во времена Генриха III ствол «древа правосудия» остается реально единым, главным, осевым. Он подчиняет себе — что может показаться странным для нашего нынешнего восприятия — те его ветви, которые имели чисто финансовый характер. (Представим себе, ради пояснения ситуации для читателя, что в 1987 г. министр юстиции возглавил бы и стал руководить через своих чиновников — что для нас немыслимо — министерством финансов.) Времена Кольбера, отделив, если можно так сказать, финансовое дерево от древа юстиции, положат конец верховенству юстиции — ситуация, которая ретроспективно, в свете нынешних представлений, может показаться ненормальной.

Коснемся вкратце нескольких менее значительных веток, которые можно отнести к финансовым ответвлениям. Среди них — королевский Монетный двор (имеющий своего прево), Казначейство, генеральные распорядители финансов (они расположены на северо-северо-востоке согласно картографии Фигона). Все они постепенно теряли свое значение со времен Возрождения, и особенно после реформ Франциска I. Попутно надо отметить, что некоторые из ветвей девальвировались с течением времени — усыхали на своем месте, но, даже высохнув, не отмирали окончательно. Отмеченная здесь феноменальная живучесть хорошо согласуется с давними неизменными тенденциями, характерными для французской административной системы: в ней устаревшее учреждение не устраняют, а оставляют влачить жалкое существование, создавая рядом с ним совершенно новое, молодое и сильное, которое своей конкуренцией окончательно лишает жизнеспособности старую организацию. Именно это происходило во Франции начиная со времен Франциска I и Генриха II в результате возникновения таких молодых захватнических, динамичных и весомых учреждений, какими были Сохранная казна и Генеральная налоговая служба, на рассмотрении которых следует сейчас остановиться.

Оставим в стороне Палату косвенного налогообложения с ее дочерними подразделениями — соляными складами и генеральными контролерами соляного налога, хотя ее значение нельзя недооценивать. Перейдем к «сбережению» и «сборам». Простирающаяся на северо-восток толстая ветвь, на которой изображены узлы Сохранной казны и Управления по сборам, одержала решительную победу в той квазибиологической борьбе, в которой она выступала противницей предшествующих институтов с аналогичными функциями, среди которых нами уже было отмечено Казначейство. Счетная палата (она также расположена на северо-востоке) дорога Фигону — служащему Счетной палаты Монпелье и знатоку королевских учреждений. Она служит связующим звеном между «толстым суком» канцлерства и «крупным узлом» сохранения, если сказать более точно — денежными хранилищами казны. При этом, изображая столь крупно утолщения сохранения и сборов, Фигон четко очерчивает весьма ограниченное пространство, в котором в его время совершались основные действия в области управления финансами.

Отметим, что службы и сохранения, и сборов были основаны относительно недавно, учреждены при Франциске I. Первая (покрывающая если не все, то значительную часть расходов) возникла в 1523-1524 годах. Вторая, состоящая из различных налоговых контор в 16 административных округах, формирует целую сеть первичных пунктов сбора налоговых платежей. Денежные суммы, собранные таким образом налоговыми органами, включают в себя (на северо-восточной ветви дерева, изображенного нашим автором) прямое налогообложение, помещенное с левой стороны ветви (выплаты короне, мыт, талья, суммы жалованья 50 000 человек — военных и гражданских; эти общие цифры хорошо согласуются с численностью французских вооруженных сил XVI века, гораздо менее многочисленных, заметим, чем армии Бурбонов). А косвенные налоги, согласно логике, мы находим справа от этой же ветви. В них входят форэн — такса за вывоз товаров за пределы королевства, а также налоги на соль и вино (габели). На северо — северо-востоке помещены и деньги королевского домена (рассматриваемого как относительно скромный источник дохода). Здесь речь идет, естественно, о земельных и лесных угодьях, выплатах сеньориальных и прочих, причитающихся монарху. Согласно распространенному давнему убеждению (ставшему совершенно неосуществимым на практике), король должен был по возможности «функционировать» на доходы от своего домена, как говорили — «жить за свой счет». A priori Фигон отнюдь не пытается поставить под сомнение эти представления, все еще достаточно популярные в его время. Но фактически он, склонный к описательному эмпиризму, ограничивается четким разграничением различных источников средств из домена короля, разделяя их на разветвления в своем изображении дерева в северо-северо-восточной верхней части его кроны. Здесь отображены сеньориальные выплаты (земельный ценз и ренты, лоды, выплачиваемые сеньору при смене землепользователя, такса с продаж) — все то, что обычно причиталось сеньору с пользователей лена, в том числе и тогда, когда лен предоставляется королем, выступающим в своем качестве сеньора. Здесь же и доходы с лесосек в королевских лесах или, как принято говорить в наши дни, «домениальных» лесах. И наконец, денежные поступления от наложенных чиновниками домена штрафов, осуществленных ими конфискаций, от судебных пошлин и нотариальных записей, таксы за гербовую печать и т.п. На деле зачастую домен плохо содержался по вине тех, кто должен был о нем заботиться. Это слишком часто встречающаяся неэффективность того, что в наши дни назвали бы государственным сектором. Генрих IV, который, сам того не зная, был в этом вопросе предшественником Адама Смита и теоретиков либерализма — противников огосударствления, охотно повторял всякий раз, когда его внимание обращали на какой-нибудь полуразвалившийся дом: «Ну уж это-то мое». Гораздо более существенными были средства, источником которых не был королевский домен. Король черпал их из прямых и косвенных налоговых поступлений — из налогов в собственном смысле, в современном понимании этого слова, как уже указывалось. Из них складывалось более 80% общегосударственных бюджетных поступлений, а доля средств, имеющих чисто домениальное происхождение, была со времен Людовика XI совершенно незначительной. Правда, весомым дополнением к ним становились — в процессе повседневной деятельности государства — займы, кормовые выплаты, десятина с доходов духовенства, дарения Церкви казне и, наконец, доходы от продажи должностей, когда король за некоторую сумму назначал чиновника на уже существующее или специально созданное место. Столь плотное переплетение фискальных ветвей и разветвлений свидетельствует о значительном усложнении государственного аппарата. При этом налоговое бремя росло, но не становилось непосильным в период между правлениями Людовика XI и Генриха III. В пересчете на зерно налоги выглядят довольно стабильными. Огромный рост налогового пресса еще впереди: чтобы он стал реальностью, надо дожить до времен Ришелье и Мазарини. При рассмотрении органиграммы финансовой системы 1579 года прежде всего удивляет ее качественное совершенствование, а не только количественное расширение, что было результатом творческих, инициативных решений, касающихся этой области администрирования, принятых Франциском I и Генрихом II и оставленных ими в наследство королям династии Валуа.