Читать книгу - "Скрытый Тибет. История независимости и оккупации - С. Кузьмин"

29 марта 1959 г. Панчен-лама X послал Мао Цзэдуну и Чжоу Эньлаю телеграмму поддержки, а 30 марта выступил на митинге в Шигацзе в поддержку приказа Госсовета КНР. В апреле на сессии ВСНП вместе с другими делегатами он подтвердил, что Тибет — «неотъемлемая часть КНР», Соглашение из 17 пунктов было заключено не по принуждению, в целом выполнялось китайской стороной, а КПК не преследовала религию. По-видимому, делегаты хотели облегчить положение побежденных тибетцев.

Ведь китайская сторона, хотя и разорвала это Соглашение, первоначально декларировала умеренность и справедливость. Газета «Жэньминь жибао» 31 марта 1959 г. писала в передовой статье: «Всех военнопленных не будут ни убивать, ни оскорблять, будут строго наказывать только тех, кто будет оказывать упорное сопротивление. Части Народно-освободительной армии в Тибете будут по-прежнему придерживаться последовательного курса уважения религиозных верований, обычаев и привычек народных масс, защиты ламаистских монастырей и древних памятников культуры. <…> Мятеж тибетской предательской клики, конечно, доказал необходимость проведения в Тибете демократических реформ; однако Центральное Народное правительство в вопросах времени, мер и методов проведения реформ осуществит широкие консультации с патриотически настроенными деятелями верхних и средних слоев населения и различными кругами народных масс Тибета.» Мао Цзэдун дал указание: «Поскольку население Тибета маленькое, мы должны принять политику не-убийства людей, или убивать очень немного людей».

В будущем ТАР началась демократическая реформа. Согласно решению 2-й пленарной сессии ПК ТАР в июне 1959 г., она проводилась в два этапа. Первым были «три анти»: «анти-восстание, анти-ула и антирабство». Напомню, что ула — транспортная повинность, а «рабы» — домашние слуги. Наконец-то коммунисты решили использовать для реформ простой народ. Вторым этапом были «два снижения» — аренды и ссудного процента, затем — перераспределение земли. Надо отметить, что «два снижения» одни функционеры включали во второй этап, а другие — в первый.

Летом 1959 г. было особенно много митингов разных типов: осуждения, раскаяния, критики реакционеров, отпора империалистам, горькой памяти. На митингах последнего типа «крепостные» рассказывали о своих «страданиях» от рук помещиков. Подразумевалось, что все должны плакать. Митинги были призваны «мобилизовать массы» на демократическую реформу. Людей заставляли являться и одобрять то, что прикажут, — это и было «склонение и мобилизация». «Мобилизуя массы», китайцы стали делить людей на тех, кто помогал мятежникам, и тех, кто не помогал. Этот ярлык стали приклеивать первым. Позже к нему прибавились другие ярлыки — классовые и политические. Разделение элиты на тех, кто участвовал в восстании и тех, кто не участвовал, позволяло не допускать создания оппозиции китайской власти.

Партруководство добилось своего: тибетское общество удалось расколоть, создав узкую прослойку активистов из самых темных слоев населения. На них возложили проведение реформы. В свое время Пэн Дэхуэй отмечал, что Мао чрезмерно подчеркивает роль люмпенов, считая их авангардом революции. Другие кадры вербовали из тех, кто обучался в Китае. Их теперь быстро возвращали назад, даже тех, кто не закончил образование. Эти кадры нужны были не для создания автономии, а как посредники между тибетскими массами и китайским начальством. Большинство из них получили очень плохое образование или никакого. Это были в основном выходцы из средних и высших слоев.

Снижение налогов и отмена трудовой повинности имели для тибетцев чисто символическое значение: старая система была разрушена еще до того. Отмена долгов принесла пользу только тем крестьянам, у кого они были, да и то до 1958 г. Даже среди крестьян реформе обрадовались лишь бедняки. Но их тоже беспокоило присутствие войск и привычное недоверие к китайцам. Они надеялись, что последние скоро уйдут.

Летом 1959 г. в будущем ТАР уже шла первая стадия коллективизации — создание бригад взаимопомощи. Те, кому приклеивали ярлык реакционера, в них не допускались. Для бригад выделяли лучшие земли. Те, кто предпочитал остаться частником, получали наихудшие. Бригады занимались ирригацией, мелиорацией и облесением. Они должны были поглотить излишек рабочей силы, создать ресурс для мобилизации на строительные работы, наконец, их проще было контролировать, чем частников. Но сельское хозяйство пока оставалось индивидуальным. Правда, большая часть урожая конфисковалась под видом разных «добровольных» налогов или «покупки» без должной компенсации.

Земли феодалов и монастырей-участников восстания подлежали конфискации, а тех немногих, кто не участвовал («патриотических» и «соблюдающих законы»), — выкупу (примерно треть земель). Удостоверения на выкуп были выданы 1300 семьям. После конфискации и перераспределения земли проводили коллективное сожжение долговых расписок «крепостными». В итоге были сожжены записи рождений, смертей, свадеб, историй простых семей и т.д. В общем, «крестьяне впервые стали хозяевами своих полей и пастбищ».

Как мы знаем, реформа в Каме и Амдо шла уже давно. Китайские военные чувствовали себя хозяевами. Они брали лучшие земля для своего скота. За ними шли новой волной колонизации бедные ханьские крестьяне. Чтобы прокормить армию и китайских мигрантов, правительство переводило пастбища в пашни. Это называли «возделыванием». Его результатом стало опустынивание земель. Очевидцы рассказывали, как в 1959 г. тибетцы Амдо вынуждены были проводить глубокую распашку своих степных пастбищ, полностью уничтожая тонкий почвенный слой. Семена высевали в каменистый грунт. Разумеется, урожая не было.

В начале 1960-х гг. в КНР развернулась кампания под названием «обсуждение горечи», или «горькой памяти». Целью было показать китайцам, что их страдания от сильнейшего голода из-за коллективизации несравнимы со страданиями, которые были до победы КПК. Особенно важной новую кампанию сочли для «нацменьшинств», которые должны быть благодарны за «освобождение» и испытать ненависть по классовому признаку.

Между тем, как страна переживала очередные трудности построения коммунизма, сам «великий кормчий» не отказывал себе в комфорте и удовольствиях: жил в дорогих виллах с бассейнами, снабжался пищей с особых ферм, держал гарем и т.д.

Другая кампания называлась «уничтожь четырех вредителей»: крыс, мышей, мух и воробьев. Для Тибета она имела особое значение: буддизм запрещает убийство живых существ. Там заодно стали истреблять собак и мелких диких животных. В январе 1960 г. в Лхасе нищих заставили перебить бродячих собак, снять шкуры, а тушки сжечь перед храмом.

В 1960 г. митинги в будущем ТАР возобновились с новой силой. Иногда их проводили в присутствии вооруженных солдат, расставленных по соседним крышам. 4 марта 1960 г. «Тибетская ежедневная газета» привела следующий пример. Коммунисты узнали, что из одной деревни не поступает жалоб на феодализм. Они немедленно собрали митинг и привели много типовых примеров, по которым селяне могли бы «распознать зло старого общества».

Китайская пропаганда приводит эти митинги как признак народной поддержки. На самом деле люди заучивали требуемые ответы на стандартные вопросы, а затем зачитывали их по памяти.