Читать книгу - "Республика Святой Софии - Ольга Кузьмина"

Должность эта была выборной, а социальный состав старост достаточно широк — в него входили представители псковского боярства, купечества, «житьих людей». В псковском обществе в изучаемый период были нередки случаи совмещения в одном лице двух административных должностей: церковных старост, с одной стороны, посадников, соцких, купеческих старост, старост погостов и т. д., с другой стороны. Подобное совмещение ставило церковь и духовенство в зависимость от светских органов власти и управления.

О высоком положении соборных старост в церковной администрации свидетельствует обращение в Псков новгородского архиепископа Евфимия I: «К збору Святей Троице и к збору Святей Софии и к збору Святаго Николы, к детем моим и старостам к зборьским, и к игуменом, к священноинокам и попам и дьяконом»^[757].

То есть соборные старосты — светские люди — стояли в церковной иерархии Пскова выше игуменов и прочих священнослужителей, что признавал даже новгородский архиепископ.

Номинально во главе церковной иерархии Пскова стоял владычный наместник. Он подчинялся напрямую новгородскому архиерею, от имени которого вершил владычный суд^[758]. Однако фактически наместник по характеру своего избрания находился в полной зависимости от светского общества (вече и псковской администрации). Следовательно, владычный суд в Пскове вершил наместник-пскович, избираемый из светских людей.

В грамоте митрополита Киприана в Псков (12 мая 1395 г.) приведен пример вмешательства светского общества в церковный суд: «Слышал есмь и то, что попы некоторые молодыи да овдовели, и ни поповьство оставили, да поженилися». Псковичи своим светским судом отстранили таких попов от службы, на что Киприан решительно заявил: «И того вам также не годится судити, чтобы есте их не заимали ничим: ведает то святитель, кто их ставит, тот и поставит и извежет, и судит и казнит и учит; а вам не годится в та дела въступатися. А кого церковь Божья и святитель огласит, и вам по тому оглашению годится также держати его»^[759].

Суд над попами являлся открытым покушением псковичей на святительские права владыки. Справедливости ради следует сказать, что при этом псковичи буквально следовали церковным канонам, по которым вдовым попам следовало постричься в монахи или отказаться от должности. Еще митрополит Петр запрещал вдовым попам служить, если они не приняли монашеского сана: «Аще у попа умрет попадья, и он идет в монастырь, стрижется, — имеет священство свое паки; аще ли же имать пребывати и любити мирския сласти — да не служит»^[760]. О том же говорит послание во Псков митрополита Фотия. Вдовые священники «должны суть… в монастыря отходити, во иноческое одеяние… и обновив себе о всем чистым покаянием ко Господу и к своему духовному отцу, — и аще суть достоин и тогда священствует»^[761].

Однако нельзя считать, что псковичи были лучшими христианами, чем те же новгородцы. Скорее речь идет о доминировании светской власти над властью церковной. Псковичи считали, что они вправе вмешиваться в дела, подподающие под юрисдикцию церкви. Так, в 1411 г. псковичи сожгли «12 жонке вещих». Случившееся не было санкционировано церковью. Способ казни определялся, видимо, древними представлениями об огне как очищающей стихии: «Огнь есть божество, попаляя страсти тленныя, просвещая же душю чисту»^[762]. Более того, церковь в этот период открыто выступала против сожжений колдунов. Вот как осуждал суздальский епископ Серапион привычку приписывать общественные бедствия колдунам и губить их за это: «Вы все еще держитесь поганского обычая волхования, веруете и сожигаете невинных людей. В каких книгах, в каких писаниях слышали вы, что голода бывают на земле от волхования? Если вы этому верите, то зачем же вы пожигаете волхвов? Умоляете, почитаете их, дары им приносите, чтобы не устраивали мор, дождь напускали, тепло приводили, земле велели быть плодоносною? Чародеи и чародейки действуют силою бесовскою над теми, кто их боится, а кто веру твердую держит к Богу, над теми они не имеют власти. Скорблю о вашем безумии, умоляю вас, отступите от дел поганских. Правила Божественные повелевают осуждать человека на смерть по выслушании многих свидетелей, а вы в свидетели поставили воду, говорите: „Если начнет тонуть — невинна, если же поплывет — то ведьма“. Но разве дьявол, видя ваше маловерие, не может поддержать ее, чтобы не тонула, и этим ввести вас в душегубство?»^[763] Еще один наглядный пример доминирования псковской «господы» над церковнослужителями — в 1420 г. во время мора «посадники псковъскыя и весь Псков начаша искати священного места, где была первая церковь святыи Власеи, а на том месте, стояше двор Артемьев Воротове, и псковичи давше ему сребро и, спрятавше двор, обретоша престол. И на том месте в един день поставиша церковь во имя святого всемилостиваго спаса, и освящаша и литургию свершиша…»^[764]

Заметим, что подобные меры пресечения мора в Новгороде неизменно возглавляли священнослужители, в данном же случае — представитель светской власти — псковский посадник. Видимо, влияние архиепископа во Пскове было столь мало, что светские власти взяли на себя его функции. Возможно, своеобразное «обмирщение» церкви в Пскове было обусловлено сильным влиянием стригольнических идей. Добавим еще, что в древности люди «наделяли правителей способностью управлять природой, вызывать дождь или засуху. Поэтому, когда выпадало слишком мало или много дождей, виновными считались вожди, которых либо низлагали, либо умерщвляли. Неурожаи, порождавшие голод, неудачные войны, пожары воспринимались как неоспоримое свидетельство дурных качеств правителя, не справляющегося со своими обязанностями по обеспечению безопасности и благосостояния общества»^[765].

Следовательно, псковские посадники, организовавшие и возглавившие поиски церкви Власия, выполняли, по языческим представлениям, свои прямые обязанности правителей.

Несомненно, что процессы, происходившие в Пскове, вызвал беспокойство не только архиепископа, но и псковского священства. Принцип стригольников не ходить на поставление к епископам и митрополитам, а избирать из своей среды достойных учителей («стригольницы, ни священна имущи, ни учительскаго сана, сами ся поставляют учители народа»^[766]) прижился в Пскове. Псковское официальное духовенство даже обратилось в начале XV в. к митрополиту Фотию за советом, признавать ли таких самостийных священников: «Некто сам на себе въсхыти сан священьства и крещает: достоить ли их пакы крещати, или ни?»^[767]