Читать книгу - "Святой Грааль. Во власти священной тайны - Ричард Барбер"

«За ними, ступая легко и невесомо, шла самая прекрасная дама из всех, каковых Господь создал с сотворения мира: ее стан и одеянья были само совершенство. На золототканом шелке она несла нечто похожее на небольшую решетку из червонного золота, на коей покоилась некая вещь, самая прелестная из всех, когда-либо сделанных человеком. Вещь та была сделана из цельного драгоценного камня и чистейшего золота, напоминая реликварий^[238], возлежащий на алтаре. На голове у дамы сиял золотой венец. Последней, замыкая процессию, вошла прелестнейшая дева, негромко плача и стеная; все прочие же хранили молчание. Окружив старого властелина замка, они поклонились ему с величайшей учтивостью.

Нет, глаза не обманывали Гавейна: он узнал эту даму. Это она, и никто другой, поведала ему о Граале и предупредила, чтобы он был готов задать вопрос, как только увидит вновь ее и ее свиту. И вот теперь, когда названное ею время настало, он горел нетерпением задать подобающий вопрос. Но в тот самый миг, как он вспомнил об этом, четверо бывших при копье — двое оруженосцев и две девы — вместе возложили копье на стол и поставили чашу под его наконечник: таково было желание старого властелина. И прямо на глазах у Гавейна произошло чудо: силой Божьей с наконечника копья прямо в чашу капнули три капли крови. Старый властелин проглотил их.

После сего оруженосцы и девы отступили назад, и вперед вышла изысканная дама с плачущей девой. Она сняла крышку с реликвария и положила ее на стол. Гавейн, наблюдавший все это, заметил, что в реликварии находится маленький кусочек хлеба. И когда хозяин замка отделил третью часть этого хлеба и вкусил ее, рыцарь незамедлительно задал свой вопрос.

— Господин мой, ради Бога и величия славы Его, откройте мне, в чем суть этого благородного собрания и дивного чуда сего?! — воскликнул он. И как только он это произнес, все рыцари, дамы и девы вскочили из-за столов с ликующими возгласами радости…»

Властелин отвечал, что это — Грааль, но не прибавил более ни слова о нем, за исключением признания, что все они надеялись и рассчитывали, что Парцифаль сумеет разгадать эту тайну, «но он удалился, как трус, вопроса задать не посмев… Причина его робости заключается в том, что дядя Парцифаля убил своего собственного брата, чтоб захватить его земли. За это предательское убийство Бог обратил гнев Свой против Парцифаля и всего его рода, так что все они погибли». Более того, сам властелин и все окружающие — не живые люди, а мертвецы, и только долгожданный вопрос Гавейна избавил их от чар, которыми они были скованы. После этого Грааль исчезнет, и никто его более не увидит. При этих словах властелин замка и все его окружение исчезли.

Хотя Генрих заимствует некоторые подробности приезда Гавейна в замок Грааля из «Первого продолжения», в контексте его повествования они звучат совершенно иначе. Поиски Гавейна — это всего лишь очередная тайна, еще одно приключение. Здесь преобладает сверхъестественное начало, и все братство Грааля превращается в живых мертвецов из фольклорных легенд. Церемония Грааля содержит трансформированные обряды чинопоследования мессы, однако при этом она начисто лишена религиозного элемента. В более ранней части своего романа Генрих аналогичным образом заимствует и перерабатывает описание второго приезда Гавейна в замок Грааля из «Первого продолжения», полностью убрав из него тему Грааля, тогда как Копье появляется в часовне замка. Генрих более озабочен воспроизведением романического антуража, нежели смысловым содержанием истории. Поэтому Гавейн с самого начала предстает совершенным рыцарем, этаким светским Галахадом. В то время как судьба, предначертанная Галахаду, содержит выраженный религиозный аспект в том смысле, что он относится к типу Мессии, избранника Божьего, трансформация этой роли в секулярном, светском варианте влечет за собой изменение направленности приключений. Это более не испытания характера, а простая демонстрация своего высокого статуса рыцаря. В этом контексте упоминание Грааля лишается смысла, превращаясь в название без конкретной функции. И на прощанье у нас возникает ощущение, что Генрих фон дем Тюрлин включил в свою повесть упоминание о Граале только ради того, что Грааль пользовался особой славой как определяющий элемент сверхъестественного аспекта романов Артуровского цикла.